Пасадена - Дэвид Эберсхоф Страница 50

А потом мистер Энди Блэкмен, землекоп, и мисс Эдит Найт, дочь ловца лобстеров, скользнули под одеяло узкой кровати, предварительно собрав деньги в мешочек, который засунули в его ботинок. Они тихо лежали под вой метели, заметавшей тропинку, и Эдит снился солнечный край, где растут апельсиновые деревья, ее ребенок в прикрытой люльке, а Блэкмен только закрыл глаза, но и не думал засыпать. Он размышлял вовсе не о побеге с возлюбленной, а о том, как бы смыться одному; под треск поленьев в печи ему на ум пришло назваться похожей фамилией, Блэквуд, и перед самым рассветом, когда Эдит безмятежно спала, свернувшись клубочком, точно кошечка, он захватил свое пальто, мешочек с деньгами и по-воровски выбрался из барака. Он сел на первый же поезд, который шел на запад, доехал до Олбани, потом до Чикаго, а там уже почти не вставал с места, пока милях в двадцати от Пасадены не показались рекламные щиты гостиницы «Райский уголок», не потянулись бесконечные ряды апельсиновых деревьев и такие вожделенные участки земли. На платформу Раймонд-стрит-стейшн молодой землекоп Энди Блэкмен из женского колледжа города Бруклина, штат Мэн, вышел уже мистером Эндрю Джексоном Блэквудом, агентом по недвижимости, желающим вложить деньги в хороший земельный участок.

— Замечтались, мистер Блэквуд? — произнесла миссис Ней, появившись на лестничной площадке с видом на горы.

— Да, вы застали меня врасплох, миссис Ней.

— Похоже, вы унеслись мыслями куда-то далеко в прошлое.

— В некотором роде.

— Видите, как это делается, мистер Блэквуд. Горничные посплетничали, сплетня пошла дальше, и вот вам запас историй на много лет.

— Так вот откуда вы все это знаете?

— Конечно, кое-что Линда с Брудером сами мне рассказали.

— Мистер Брудер не похож на человека, который вот так запросто возьмет и раскроет душу.

— Но ведь рассказывает же! Всего-то и нужно — сообразить, что он хочет поведать. Молчуны все такие. Только найдите к ним ключ, мистер Блэквуд. Найдите ключ!

Лицо у нее прояснилось, как будто его протерли, и она добавила:

— Но, пожалуйста, не думайте, будто я только и делаю, что роюсь в грязном белье. Просто история у этого дома особенная, непохожая на другие.

Вместе они вышли за порог, постояли под портиком, посмотрели на «империал-викторию», которая, стоя между столбами ворот, отчего-то казалась меньше, чем была на самом деле.

— Позвоните мне, если вам будет интересно, — сказала миссис Ней.

Блэквуду показалось, что в ее голосе звучал скепсис.

— Обязательно позвоню, миссис Ней. Когда-нибудь выберу свободный день… — Ему хотелось выждать хотя бы неделю. — Я вижу, дом готов к продаже. Здесь совсем никто не живет? Даже горничная?

— Ни души, разве что сойки на конфетном дереве.

— Удачной вам игры, миссис Ней.

— Спасибо. С Бекки Таучет мы встречались восемнадцать раз, и до сих пор я не проиграла ни сета. Думаю, что и сегодня ничего не изменится.

— Для этого нет никаких причин, миссис Ней. Никаких причин для того, чтобы сегодня что-то поменялось.

— Рада была с вами познакомиться, мистер Блэквуд.

Она протянула ему ухоженную руку, на запястье звякнул браслет с бриллиантами, которые не светились в тени. Блэквуд ответил рукопожатием, и Черри удивилась, что ладонь у него оказалась жесткой, мозолистой, и запомнила это. Она подумала, что расскажет Брудеру о своей встрече примерно так: «Да, я все ему показала. Трудно сказать, насколько он заинтересовался. Как это понимать? Есть ли у него деньги? Может показаться, что нет, но это не так. Деньги есть, есть и желание. Я хочу сказать, что мистер Блэквуд много выиграет, получив в собственность Пасадену. Да, правильно. Он хочет пробиться наверх. Конечно, он не прав, но ведь он думает, что стоит ему купить такой особняк, и он станет королем в нашем городке». Здесь они с Брудером посмеются смехом знатоков, но незло. Она уже представляла себе, как Брудер скажет, что он готов иметь дело с Блэквудом. В конце концов, разве у Брудера есть выбор?

— До следующего раза, миссис Ней, — произнес он.

— Это от вас зависит. Как говорится, мяч на вашей стороне, мистер Блэквуд.

На капоте машины они заметили белоголовую пустельгу, кричавшую что-то вроде «кил-ли, кил-ли». Она повернула по-ястребиному черные глаза в их сторону и широко распахнула сине-серые крылья. «О, посмотрите!» — воскликнула миссис Ней; птица хлопнула крыльями, взвилась с места и полетела в апельсиновую рощу.

Сев за руль «империал-виктории», Блэквуд приложил ладони к вискам и заметил, что они взмокли, как от сильного волнения, что было совсем не похоже на него: дом как будто притушил то сияние, которое всегда от него исходило. В зеркало заднего вида он увидел, как миссис Ней возится с замком своей сумочки. Он сдал назад, проехал между столбами портика, медленно двинулся по склону; в самом низу, уже за воротами, радио снова заработало, ведущий вечерних новостей рассказывал об очередном наступлении в Германии и бодрым, молодым голосом призывал каждого честно трудиться на своем рабочем месте. «Чем больше мы сделаем, тем скорее мальчики вернутся домой», — вещал он. И со свойственной ему быстротой выводов Блэквуд отметил про себя, что ему скорее нужно вернуться на работу, — ведь он же хочет извлечь хорошую выгоду из их возвращения.

Но у него никак не получалось сосредоточиться и составить разумный план будущего для ранчо Пасадена. Мысленно он то и дело возвращался к истории Линды Стемп: эта девушка сумела подняться до Пасадены, только как? Блэквуд уяснил, что Брудер имеет к этому отношение. По рассказу миссис Ней выходило, что любовь была обречена, но Блэквуд не понимал, как они не видели этого с самого начала. Два таких самолюбивых человека никогда не смогут объединиться — Блэквуд кое-что понимал в жизни, а уж это он знал совершенно точно. Он припомнил слова миссис Ней: «Она любила его, но не желала сразу отдавать свое сердце. Есть такие люди, для которых нет ничего страшнее, чем сдаться на милость победителя. Как будто любить — это значит брать в плен или душить соперника подушкой».

И еще она спросила: «А что же вы, мистер Блэквуд? Так и будете ходить в холостяках?»

Именно тогда Блэквуд сказал, что ему пора ехать, оставил миссис Ней с ее историями, очередной игрой в теннис и вернулся в свой дом под сикоморами, где одиноко жил, строя планы на будущее и где настенные зеркала отражали человека, который был не тем, кем назывался.

Суини Вонючку не особенно интересовало, как съездил Блэквуд, и это было слышно даже по телефону. Его настроение передалось и самому Блэквуду, который сидел сейчас один в своем гулком доме; он прожил там много лет, но почти нигде не было видно его личных вещей, и от этого казалось, что он вселился лишь месяц назад; непонятно, почему он уехал с ранчо Пасадена и даже не посмотрел сады, — «ведь они там самое ценное», важно произнес Суини Вонючка, задев своим тоном Блэквуда (он и без него прекрасно это знал).