Про любоff/on - Оксана Робски Страница 50

– Это только начало.

– Ты меня пугаешь.

– Что мы делаем сегодня вечером?

– «Мы»?

– Конечно мы. К сожалению, из соображенийполиткорректности я не смогу пригласить тебя на ужин…

– Ничего страшного, я привыкла…

– …в ресторан. Но я приглашаю тебя на ужин домой. Сосвечами. Причем ужин я приготовлю сам. Как раньше, помнишь?

– Влад, я люблю тебя.

– И я тебя люблю.

– Я тебя больше.

– Договорились, ты – больше.

– Дурак.

– Конечно, дурак. Кто еще любит собственную жену спустяпятнадцать лет?

– У меня такое хорошее настроение…

– Тебе больше его никто не испортит.

Позвонили из издательства.

Вчера был Международный день детской книги.

Мы спонсировали отправку книг в шестьдесят детских домов повсей России.

Издательству исполняется десять лет, и они хотят провестиграндиозную благотворительную акцию. С нашим участием.

Я приготовил на ужин ризотто с каракатицей. Лада сидела накухонном столе и язвила.

Домработница каждые пять минут боязливо заглядывала в дверь.

– А на десерт? – громко интересоваласьЛада. – Что я буду есть на десерт?

– Смотрела «Девять с половиной недель»? Вот такой утебя будет десерт.

– А это не слишком жирненько?

– Для тебя, конечно, слишком, но так уж и быть.

– Ах, вот как! Для меня жирненько?

Лада прыгнула мне на спину. От неожиданности я еле удержалсяна ногах.

– Это для тебя жирненько!

Домработница наконец набралась смелости и зашла на кухню. Нона этом ее смелость закончилась. Она стояла посередине и растерянно молчала.

– Зита, все нормально, – сказал я, и Лада подошлак ней поближе, чтобы подхватить ее в случае неожиданного обморока.

– Спасибо, – пролепетала Зита.

– Мы готовим ризотто, а вы потом обязательно егопопробуйте, – улыбнулась Лада.

Зита недоверчиво покосилась на сковородку.

– Вкусно, вкусно, – пообещал я. – Может,конечно, не так вкусно, как вы готовите, но тоже ничего.

– Так я не нужна? – уточнила Зита.

– Не нужна, не нужна. Мы сами. – Лада обняла меня,как только за домработницей закрылась дверь.

Мы целовались, а я в это время правой рукой помешивалморепродукты на сковородке. А Лада правой рукой расстегивала мой ремень. Потомучто левой она доставала рис из шкафчика.

Снег уже давно сошел, кое-где появилась трава, и под первымилучами весеннего солнца даже уже начали распускаться цветы.

Перезвон колоколов на Ваганьковском кладбище объединял прошлоес настоящим. А настоящее с вечным. И пока колокола не смолкли, вечное казалосьединственно ценным.

На похоронах Ленин папа поклялся найти убийцу. И отомстить.

Огромные столетние сосны тянулись к небу так же, как нашиглаза и, скорее всего, наши души.

Я бросил на дно могилы горсть свежей земли. Как и всеостальные.

В храме я зажег свечу и долго смотрел на пламя. Онодергалось, будто в агонии. Говорят, что свеча – это немая молитва. Моя свечакричала. А может быть, просто был сквозняк.

Позвонила Лада. Сообщила, что ее подруга, которая живет вПариже, родила. Двойню. И хочет, чтобы Лада стала крестной. Нас приглашают накрестины.

– Дорогой! Представляешь, как здорово! А ты будешькрестным! Это будут самые настоящие наши крестные дети! И мы будем о нихзаботиться!

– А когда крестины? – Я был в Думе, приехалпроверить, как идет ремонт в моем будущем кабинете. Пока только меняли пол.

– Послезавтра. Такая спешка потому, что Мишель слегкаприболел, и они хотят быстро их окрестить. Так батюшка посоветовал. Скажи,какое очаровательное имя – Мишель?

Я никак не мог полететь в Париж.

– Очаровательное.

– А малышку зовут Жанной. Я позвоню секретарше, скажу,чтобы она занялась билетами?

– Лад…

– Что?

– Я не уверен, что смогу полететь…

– Не уверен? – переспросила Лада, и я понял, чтоона сейчас расплачется.

– Ты же знаешь, у меня работа…

– Да, знаю. Ладно. Я скажу, чтобы она поискала другогокрестного отца.

Лада повесила трубку.

Почему всегда все так не вовремя происходит?

Я набрал Ладу:

– Лад, давай знаешь как сделаем?

– Как? – Она делала вид, что не плачет.

– Улетим завтра ночным рейсом, утром там, крестины жеутром?

– Утром.

– А потом я вернусь в Москву, а ты, если хочешь,останешься еще на пару дней.

– Хочу. Я хочу побыть с детьми.

– Ну и отлично.

– Я люблю тебя. Как здорово! – Я даже убрал трубкуот уха, чтобы не оглохнуть.

– И я тебя.

Зашел Димка и удивленно уставился на мою улыбающуюсяфизиономию.

– Я отменил поездку в горы. Жена орала – ужас.

– А я улетаю в Париж.

– Чего?

– В Париж. Да ладно тебе. На полдня.

– С кем?

– С женой.

– Круто.

Лада боится летать. Она начинает пить шампанское еще довзлета. И хватать меня за руку. И заглядывать в глаза стюардессе. И шептатькакую-то специальную молитву.

– Во всей этой истории хорошо только одно, – сказалаона, когда самолет стал набирать высоту.

– Что?

– Если мы умрем, то вместе.

«Боинг-747» разрывал облака, как щенок игрушку. Ладакрепко держала меня за руку, и мне было приятно, что она рядом и, если ейстрашно, так же ищет мою руку, как и пятнадцать лет назад.

Париж встретил нас летней погодой, мы поселились в Costes,гуляли по Елисеевским, в церкви Сен Сюльпис мы держали на руках улыбающихсядвойняшек, и колокола в Париже звонили не так, как в Москве: под этот звонхотелось любить, смеяться и жить.

Лада провожала меня в Шарль де Голль, и мы целовались утрапа, не боясь ни взглядов, ни папарацци.

Из Шереметьево я поехал в банк, занимался делами и каждыйчас звонил Ладе. Она уже скупила все игрушки в Париже и теперь собираласьперейти на одежду.