Семья Мускат - Исаак Башевис Зингер Страница 50

С годами его чувство к Лее не только не угасло, но сделалось еще сильнее. Между тем у Леи была совсем взрослая дочь. Если Маша выйдет замуж, то Лея уже через год может стать бабушкой. Впрочем, в глазах Копла она по-прежнему оставалась юной девушкой. Всякий раз, когда он на нее смотрел, видел ее высокую грудь, округлые бедра, краешек кружевной нижней юбки, его вновь и вновь охватывало желание. Жизнь Лея вела вполне добропорядочную, однако Копл хорошо знал: дается ей это нелегко. Мойше-Габриэл не был ей мужем; совсем недавно, всего несколько дней назад, она сказала Коплу: «Я бы с ним порвала. Вот только отца расстраивать не хочется».

Но чтобы развестись с женой и жениться на Лее, Коплу понадобилось бы много денег. И тогда бы ему пришлось остаться в этой семье. Он столько лет трудился на Мускатов, что старик, очень может быть, назначил бы его в завещании своим душеприказчиком. Он не раз воображал, что женится на Лее и возьмет в свои руки все дела семьи. Будет садиться в экипаж на резиновых рессорах, станет уважаемым членом общинного совета, на Шабес будет ездить в Большую Варшавскую синагогу. Будет выгодно женить и выдавать замуж внуков и внучек Мускатов, объединяя крупные состояния богатых польско-еврейских семейств. Учредит свой собственный «Банк Муската и Бермана». У него будет свое место на бирже, к нему будет с уважением относиться генерал-губернатор, разгуливать он будет в цилиндре с шелковой подкладкой. Будет вместе с Леей ездить на модные курорты. Но все эти мечты так и остались мечтами. Последним ударом стала неожиданная болезнь Мешулама. Было понятно, что никакого завещания старик не оставил. Копл не получит ни копейки. Кроме того, Лея начала подозревать, что он в конечном счете не так уж и могуществен. Она что-то сказала ему про ключ к сейфу, намекнув, что готова вступить с ним в сговор. Однако Копл повел себя так, словно не понял, что она имеет в виду. «А у меня, — сказала ему Лея, — всегда было такое впечатление, что ты знаешь все. Я-то считала, что Копл Берман — человек неординарный». И Копл покраснел и ответил: «Я кто, по-твоему? Волшебник?»

4

Как-то под вечер Копл сидел в конторе, курил одну папиросу за другой и совершенно случайно кончиком ботинка приоткрыл нижний ящик письменного стола. В ящике находились печати, пузырек с тушью, несколько вощеных дощечек, клейкая бумага, прочие обиходные вещи. В дальнем углу примостился маленький кувшин. Копл поднял крышку; на дне лежал ключ от сейфа Мешулама — управляющий узнал его по глубоко врезанной бороздке и широкой ноге. Копл был так потрясен, что даже не удивился. Ключ — это он заметил сразу — был запасной, им, судя по всему, не пользовались еще ни разу. Копл подкинул его на ладони. «За это время они, должно быть, успели обчистить сейф, — подумал он, — но заглянуть в него в любом случае не мешает».

Он надел пальто, взял портфель и вышел. На ступеньках он закурил очередную папиросу. «Главное — сохранять спокойствие, — размышлял он. — Иначе ничего не получится». Во дворе горничная стала что-то толковать ему про гуся, которого он попросил откормить на Пейсах. Копл ответил ей, что Пейсах еще не скоро. «Времени полно, — сказал он. — Пускай птица поест вволю».

Он направился в сторону Гжибова. Смеркалось. В воздухе пахло весной. Посреди площади упала и сломала ногу лошадь, и вокруг собралась толпа. Перед домом Мешулама девчонка в булочной препиралась с покупателем, который, прежде чем выбрать булку по вкусу, перещупал на витрине весь хлеб. На лестнице стоял полумрак, света еще не зажигали. Копл позвонил, дверь ему открыла Маня с неизменной колодой карт в руках.

— А, это ты, Копл, — сказала она, глядя на него своими близорукими, косыми глазами.

— Я. Что нового? Как старик?

— Врагу не пожелаю.

— А Наоми где?

— Вышла.

Повезло. Последние несколько дней Наоми не спускала с него глаз, следила за ним, как за вором. Чтобы не навлечь на себя подозрения, Копл начал над Маней подтрунивать.

— А ты, я смотрю, все карты раскладываешь? — шутливо спросил он.

— А чего еще делать-то?

— Говорят, если в картах не везет — повезет в любви.

— А вот мне не везет ни в том, ни в другом.

Копл смерил ее оценивающим взглядом. Маня поплотнее завернулась в шаль. Ей и в голову не могло прийти, что у нее что-то может быть с женатым мужчиной.

— Пойду зажгу свет, — сказала она.

— Успеешь.

Он чиркнул спичкой и закурил. Маня вернулась на кухню. Копл тихонько кашлянул. В доме, по всей вероятности, не было никого, кроме них двоих, больного и сиделки. Свет не горел нигде. Он толкнул дверь в кабинет. Занавески на окнах были приспущены, и комната освещалась слабым светом газовых фонарей. По потолку скользили, теряясь в углах, полоски света. Дверца сейфа тускло мерцала, точно черное зеркало. Затаив дыхание, Копл прислушался. Вынул из кармана ключ. Теперь или никогда. Попробовал вставить ключ в замочную скважину, но не попал — ключ со скрежетом царапнул по стальной двери. Хотел зажечь спичку, но не решился. Все его чувства были напряжены до предела. Кончиками пальцев он нащупал замочную скважину, она была замазана — то ли воском, то ли мастикой. Вынул из кармана перочинный нож и прочистил скважину. А затем аккуратно вставил в нее ключ. На этот раз ключ вошел беспрепятственно. Повернул ключ вправо. Замок скрипнул и поддался, однако дверца почему-то не открывалась. Он потянул сильнее — дверца приоткрылась. Сейф, как видно, забит был до отказа, ибо даже в темноте Копл разобрал, как из него, одна за другой, выпадают, точно это был сон, перевязанные бумажные пачки. Банкноты — сомнений быть не могло. Все бумажки были одного размера, с измятыми уголками.

Дальше все пошло быстро. Он опустился на колени, расстегнул портфель и принялся набивать его купюрами. Через несколько мгновений просторный портфель был уже полон и закрылся с трудом. Тогда он стал запихивать деньги в нагрудные карманы, в боковые карманы, в карманы брюк. Поднял портфель и был потрясен тем, какой он тяжелый; ему никогда не приходило в голову, что бумага может быть такой увесистой. Когда он застегивал портфель, стальной язычок на пряжке угодил ему под ноготь. «Не хватало еще получить заражение крови». Он чувствовал себя убийцей, который уничтожает следы преступления.

С минуту он стоял неподвижно — ему показалось, что послышались шаги. Дрожащими руками он закрыл дверцу сейфа, запер его и вышел в коридор. В темноте ему померещилось, что он видит очертания чьего-то лица.

— Маня, — позвал он.

Ответа не последовало. Очертания растаяли в воздухе — как будто под действием его голоса. Копл не узнал его — так глухо, непривычно звучал его голос. На полу он увидел банкноту. Неужели это он ее выронил? Нагнулся, чтобы подобрать ее, — и вместо банкноты обнаружил на полу бледную полоску света. «Нервы ни к черту!» — пронеслось в мозгу. Он чувствовал, как стучит кровь в висках, как затекает за воротник пот. Нарочно громко шаркая, он прошелся по коридору. Открыл дверь в комнату Мешулама. В тусклом свете ночника по потолку металась огромная тень от головы больного. Сиделка в белой шапочке повернулась к нему и предостерегающе приложила палец к губам.