Марли и мы - Джон Грогэн Страница 50

– О нет, – прошептал я. – Господи, пожалуйста, только не это.

– Эй! – крикнул кто-то. – Заберите свою собаку!

– Остановите его! – взвизгнул еще один.

Как только прозвучали настороженные голоса, загорающие привстали, чтобы посмотреть, с чем связана суматоха.

Я бросился бежать на полной скорости, чтобы забрать его до того, как будет поздно. Если бы мне только удалось добраться до него и оттащить раньше, чем его кишки придут в движение, я бы смог прервать унизительный процесс и довести Марли до дюны. Когда я бросился к нему, я вдруг почувствовал, что как бы смотрю сам на себя со стороны. Позорная сцена прокручивалась передо мной как в замедленной съемке. Казалось, каждый мой шаг будет длиться вечность. Ноги ударялись о песок с глухим звуком, руки ритмично качались в воздухе, лицо исказилось в подобии предсмертной гримасы. Пока я бежал, в замедленном темпе появлялись кадры вокруг меня: молодая загоравшая женщина присела, одной рукой придерживая купальник на груди, а другой прикрывая рот; мама схватила ребенка и побежала подальше от воды; лица собачников перекосились от отвращения, люди показывали пальцами; на шее хозяина Киллера вздулись вены, он кричал. Марли уже прекратил бегать по кругу, присел и смотрел на небо. И тут я услышал свой собственный голос, поднимавшийся над шумом и вырвавшийся непривычно странным гортанным, искаженным, продолжительным криком:

– Нееееееееееееееееееееет!

Я был почти на месте, всего в тридцати сантиметрах от него.

– Нет, Марли, нет! Нет! Нет! Нет!

Все было бесполезно. Как только я добежал до него, его пропоносило. Все с отвращением отскочили. Хозяева собак бросились к своим питомцам. Загоравшие собирали полотенца. И вот все кончилось. Марли быстро выбежал из воды, с удовольствием отряхнулся и повернулся посмотреть на меня, счастливо пыхтя. Я достал из своего пакета пластиковую сумку, но понял, что в данный момент от нее будет мало проку. Волны накатывались, размывая экскременты Марли по воде и прибрежному песку.

– Чувак, – сказал хозяин Киллера тоном, который заставил меня понять, как чувствуют себя дикие кабаны перед последним, фатальным прыжком питбуля, – это было не круто.

Да уж, это не было круто. Мы с Марли нарушили святое правило Собачьего пляжа. Мы загрязнили воду, и не один раз, а два, и испортили утро всем. Настало время быстро сматывать удочки.

– Извините, – пробормотал я хозяину Киллера, надевая поводок на Марли. – Он проглотил литр морской воды.

Когда мы вернулись в машину, я накинул на Марли полотенце и начал вытирать его. Он отряхивался, и вскоре я был весь в песке, брызгах и шерсти. Я хотел разозлиться на него. Я хотел задушить его. Но было уже слишком поздно. К тому же, кому бы не стало плохо после принятия внутрь почти литра соленой воды? Как и большинство проступков моего пса, этот не был обдуман заранее и совершен по злому умыслу. Ведь Марли не выполнил команду не потому, что хотел намеренно унизить меня. Ему нужно было кое-что сделать, и он просто сделал. Правда, в неподходящем месте, в неподходящее время и перед неподходящими людьми. Я знал, что он был жертвой своих невысоких умственных способностей. Он был единственным на всем пляже псом, который оказался настолько глупым, что с жадностью пил соленую воду. Моя собака была умственно отсталой. Как мог я поставить это Марли в вину?

– Нечего тебе так гордиться собой, – сказал я, перемещая его на заднее сиденье. Но он был доволен. Он бы не выглядел более довольным, даже если б я подарил ему остров в Карибском море. Однако Марли не подозревал, что это был последний раз, когда его лапа ступила на океанский пляж. Его дни, а скорее часы, в качестве пляжного мачо были сочтены.

– Ну что ж, Соленый Пес, – сказал я по дороге домой, – на этот раз это сделал именно ты. Если собак выгонят с Собачьего пляжа, мы поймем за что.

Через несколько лет именно так и произошло.

Вскоре после того как Колин исполнилось два года, я непреднамеренно совершил ряд судьбоносных поступков, которые привели к тому, что мы покинули Флориду. И все это я сделал одним щелчком мыши. Я заканчивал колонку рано утром, и мне нужно было убить еще полчаса до прихода редактора. По наитию я решил посмотреть сайт журнала, на который я подписался после того как мы купили дом в Вест-Палм-Бич. Этот журнал назывался «Органическое садоводство». Он издавался с 1942 года под редакцией чудаковатого Дж. А. Родейла и стал библией движения, призывавшего «вернуться назад к земле», расцвет которого пришелся на 1960–1970-е годы.

Родейл, нью-йоркский бизнесмен, специализировался на продажах электровыключателей, и в определенный момент его здоровье пошатнулось. Вместо того чтобы обратиться к помощи современной медицины, он переехал из города на маленькую ферму близ городка Эммаус, штат Пенсильвания, и занялся крестьянским трудом. Он питал необычайное недоверие к передовым технологиям, считая, что популярные фермерские и садоводческие технологии (а почти все они используют пестициды и химические удобрения) только наносят вред американскому сельскому хозяйству. Теория Родейла состояла в том, что химикаты с течением времени отравляют людей и саму землю. Он начал экспериментировать с естественными методами ведения хозяйства. На своей ферме он сложил большие кучи компоста из гниющих растений. Как только материал превращался в богатый черный перегной, он использовал его как удобрение и основу для почвы. Он накрывал землю между деревьями в своем саду толстым слоем соломы, чтобы предотвратить появление сорняков и удержать влагу. Он сажал клевер и люцерну, а затем запахивал их, чтобы вернуть земле питательные вещества. Вместо того чтобы использовать инсектициды, он выпустил на свои поля сотни божьих коровок и других полезных насекомых, которые питались вредителями. Он был немного чудаковат, но его теории получили подтверждение. Хозяйство процветало, а состояние здоровья улучшилось, и он раструбил о своем успехе на страницах именно этого журнала.

К тому времени, как я начал читать «Органическое садоводство», Дж. А. Родейл уже давно скончался, как, впрочем, и его сын Роберт, который превратил дело своего отца, то есть компанию Rodale Press, в издательство, приносящее сотни миллионов долларов. Но журнал не был качественно подготовлен; складывалось впечатление, что сотрудники редакции – преданные сторонники философии Родейла и опытные садовники, но дилетанты в журналистике. Позже я узнал, что именно так оно и было. Но я не обращал на это внимания. К органическим удобрениям я относился с уважением, особенно после выкидыша Дженни и наших догадок, что это произошло по вине пестицидов, которыми мы пользовались. К рождению Колин наш садик стал органическим оазисом в море пригородных участков, где использовались химические удобрения и пестициды. Прохожие часто останавливались полюбоваться на наши идеальные насаждения, о которых я старательно заботился. Мне всегда задавали один и тот же вопрос: «Что вы распыляете, чтобы они так хорошо выглядели?» Когда же я отвечал: «Ничего», на меня смотрели с тревогой, как будто только что обнаружили в упорядоченном, жиреющем, конформистском Бока Ратон бомбу.