Гортензия в маленьком черном платье - Катрин Панколь Страница 51

– Ну, это ваше личное мнение, Елена.

– У этого города никакого стиля, никакой истории. Пластмассовый город. А что делают ее родители? Они музыканты? Это они натолкнули ее на занятия музыкой? Как она научилась играть на скрипке? И почему такое странное имя?

– Я не знаю.

– Как это ты не знаешь? А сам репетируешь с ней уже месяц! Ты не слишком-то внимателен, мой мальчик. Мог бы и порасспросить ее о жизни. Дал бы ей понять, что ты ей интересуешься. Держу пари, что ей вот удалось тебя разговорить.

Гэри опустил глаза.

– Значит, я права. Тебе не удалось добиться ни капли откровенности за месяц репетиций. Ты ничего не знаешь о ней, и тебя это не смущает. Ты меня разочаровал. Ты такой же, как и все мужчины, а я думала иначе. Откровенность должна быть не менее важна для юношей, чем для девушек. Но юноши считают, что это не для них, что это девчачьи истории. Они ошибаются. Ты никогда не станешь завершенной личностью, если не будешь проявлять внимание к людям…

Замечание Елены задело Гэри. Оно крутилось в его голове все утро. Когда он чистил зубы, когда он выходил из душа, когда надевал куртку, когда проводил через считывающее устройство свою карту метро, проходя через турникет.

И вот они с Калипсо сидят в большой красивой гостиной. Рядом с Еленой в мягкий стул с высокой спинкой и подлокотниками вжался мужчина. Елена называет его Робер. Это маленький лысый человечек в превосходно начищенных ботинках, с розовыми щечками, в длинном красном шарфе, который делает его похожим на школьника, с глазами, которые глядят в разные стороны. Расходящееся косоглазие. Ужасно неудобная штука. Никогда не знаешь, в какой глаз смотреть, когда один на вас, а другой – в Арканзас. Он, очевидно, моложе Елены. Говорит по-французски. Видимо, когда он разговаривает, у него обильное слюноотделение, поскольку он постоянно промакивает рот платочком.

Или же у него вставная челюсть.

Елена наряжена как на вечерний прием в Букингемском дворце. Длинное платье цвета перванш, фисташковые перчатки до локтя. «Похожа на Ее Величество бабушку», – подумал Гэри. Она добела напудрена, только на щеках две розовые полоски. На ней жемчужное ожерелье, рубиновые и бриллиантовые украшения. И диадема в волосах. Она держит в руке бокал шампанского, а маленький господин – бокал апельсинового сока.

– Генри, вы не могли бы нас сфотографировать? Я хотела бы сохранить воспоминания об этом маленьком празднике и послать фотографии…

Она хотела что-то добавить, но сдержалась и сказала лишь: «Тсс-тсс…»

Они встали, улыбаясь, перед объективом Генри.

Елена знаком подозвала Гэри, чтобы он встал возле нее, и взяла его за руку. При этом она заговорщицки покосилась на Генри, который кивнул, показывая, что понял ее мысль.

– Вы попросили его сделать так, чтобы Калипсо не попала в кадр? – шепнул Гэри на ухо Елене.

– Ну до чего же у тебя извращенный ум, мой мальчик! Что ты!

– Подождите, когда она начнет играть, вы пожалеете, что убрали ее из кадра.

Елена пожала плечами и приказала Генри фотографировать. Потом она снялась вместе с ним, а потом опять с Гэри. Только тогда она вспомнила о присутствии Калипсо и одарила ее рассеянной улыбкой.

Калипсо держалась в стороне, щеки ее горели. Алый прыщ пылал на ее шее, она пыталась скрыть его, поднимая воротник. Она оделась, как обычно: коричневый верх, коричневый низ. И туфли у нее были коричневые. Елена недовольно нахмурилась. Калипсо достала скрипку из футляра, настроила ее, провела смычком по струнам. Гэри уселся за фортепиано, взял аккорд, вытянул руки, поймал тоскующий взгляд Калипсо, подбодрил ее улыбкой, качнул головой, отбивая такт, раз-два-три, раз-два-три, и они бросились в бой.

Первая фраза должна была взвиться стрелой.

Ее выпустила из лука Калипсо, и в ту же секунду Гэри понял, что они попали в цель. Они там, где надо. Равные. Сильные и могучие в своем слаженном взаимодействии. Грудь его распирала радость, пальцы летали по клавишам. Калипсо перехватывала ноту, выкраивала ее, где-то обрезала, где-то наполняла объемом и перекидывала ему назад, как наполненный светом шарик, который входил ему в грудь. Гэри чувствовал, что путешествует по собственной коже, касается плотной поверхности крови. Он улыбался. Калипсо двумя движениями скинула туфли, глубоко вдохнула и пронзила воздух несколькими ослепительными нотами, словно лентами света, которые перелетали и сплетались с лентами, протянувшимися от клавиатуры.

Когда они взяли заключительный аккорд, их руки бессильно упали, их тела словно лишились опоры, они слегка покачивались. Гэри поймал восхищенный взгляд Елены и прошептал: «Победа! Это победа! Завтра мы их всех сразим наповал!»

– Каждый раз, когда Елена хочет избавиться от меня, она отправляет меня к Мими, – проворчала Гортензия, спускаясь со ступенек перрона. – Это в конце концов унизительно! Хочется понять, что она на этот раз замыслила!

Она завернулась в плащ, пробормотала сквозь зубы: «До чего же мерзкая погода!»

– Я недостаточно хорошо ее знаю, чтобы объяснить тебе это, – сказала Ширли, догоняя ее на лестнице.

– Почему она нас прогнала? Тебе не кажется, что это противно как-то? Она хотела остаться наедине с этим маленьким лысым человечком, у которого глаза в разные стороны…

Ширли пожала плечами: не знаю, мол.

– Не хватало еще, чтобы это был ее новый любовник! – возмутилась Гортензия.

– Любовник? В ее возрасте?

– Вот представь себе. Одного я уже видела, это совершенно великолепный гаитянин. Прямо зеркальный шкаф. На тридцать пять лет ее моложе. Сегодня ты наверняка увидишь его на ужине. Может, теперь ей захотелось поглотить этого гладенького розового человечка – это меня ничуть не удивит.

– Ну ты утрируешь!

– Этот тип не внушает мне доверия. Что-то мне в нем не нравится, он явно неискренний.

– У нее есть любовник! – повторила ошеломленная Ширли. – Теперь я понимаю, почему она вся переполнена энергией.

Гортензия замедлила шаг и посмотрела на Ширли с какой-то укоризненной жалостью.

– А вот о тебе такого не скажешь. Ты выглядишь совершенно раздавленной.

– Ты правда так думаешь? – спросила Ширли, выпрямляя спину.

– Раздавленной. Иссушенной. Измученной. Дальше продолжать список?

– Да я и так, думаю, поняла.

– Давай, прекращай уже! Мы сейчас пойдем к Мими. Это тебя развеет.

Ширли бледно улыбнулась. Гортензия продолжала:

– Я попрошу ее научить меня делать настоящий пучок. Для завтрашнего концерта. И начесать волосы. Я хочу завтра быть уж такой красивой, такой красивой! А ты что собираешься надеть? Ты уже обдумала?

– Нет…

– Ну ты совсем сникла, Ширли, нельзя так! Реагируй как-нибудь! Это же важный день для твоего сына. Сделай над собой усилие, соберись уже.