Здесь и сейчас - Лидия Ульянова Страница 52

Отрицать очевидное не было смысла. Да и никакой вины Вера за собой не чувствовала: уводить у сестры Давидика она не собиралась.

– Ну и что? Он пошел в магазин, а я на метро. Просто было поздно, а он проводил.

– Ты ври, да не завирайся! Имей в виду, не смей даже смотреть в его сторону, поняла?

– Поняла-поняла. Нужен мне твой Давид, как рыбе зонтик.

И правда! Сдался ей какой-то там грузин-художник. У нее Уолтер, свадьба через полгода, Канада… Но на всякий случай о предложении позировать Вера ни словом не обмолвилась. Зачем? Тем более что в пятницу должен звонить Уолтер. А что Давид? Подумаешь, найдет себе другую модель.

Как решила, так и сделала: в пятницу вечером прилежно ждала звонка из Канады, рассказывала Уолтеру, что записаться на курсы вождения сложно, нужно иметь знакомство, слушала его рассуждения о том, какую машину он планирует ей купить. Вере предложено было выбрать между подержанным «фордом» и старенькой «тойотой». Ей было все равно, она не разбиралась в иностранных автомобилях, немного понимала только в папиных «Жигулях», нынче бережно хранящихся в гараже. Потом вместе с Кирой смотрела по телевизору «Что? Где? Когда?» и даже правильно ответила на один вопрос. Перед сном почитала немного «Новый мир», да и спать легла. О Давиде вспомнила пару раз, мельком, с легким сожалением, что собственного портрета ей не видать.

Давид сам объявился в понедельник вечером, терпеливо сидел на скамейке возле подъезда и ждал Веру. Должно быть, давно ждал – воротник куртки высоко поднят, уши шапки-ушанки опущены, нос с горбинкой спрятан в покрывшийся инеем шарф.

– Привет! Что ты не пришла? Я ждал. – Безо всякой обиды, с улыбкой. И акцент как будто мягкий.

– Привет! – Вера с легким удивлением почувствовала, что рада ему. Поставила рядом на скамейку сумки с продуктами. – Холодно, да? Никак весна не желает наступать, а давно ведь пора. Я вот по магазинам пробежала, конец месяца – могут дефицит выкинуть. Раньше всегда Кира в магазин ходила или мама, а теперь Кире нельзя, ей врач запретил тяжелое носить. Приходится мне. Надя поздно приходит, уже магазины закрыты, а у Любомира рука больная.

В отличие от него ей, настоявшейся в очередях и пробежавшейся с сумками по району, было жарко. Она расстегнула верхнюю пуговицу на пальто, отдышалась. Чувствовала, что он пришел не к сестре, а именно к ней, и это рождало в ней чувство особой значимости. Он – такой взрослый! – сидел на лавочке и ждал, как мальчишка. Но что делать с этим новоявленным Пиросмани, Вера плохо представляла. Понятно, что он продрог в ожидании и нужно было пригласить его домой, напоить горячим чаем, накормить налепленными вчера пельменями, но вдруг он засидится и его застанет Надя? Ведь опять учинит скандал, будет напоминать об Уолтере, поруганных чести и достоинстве. Ссориться с сестрой не хотелось, тем более по такому малоинтересному поводу. Кто ей Давид, кто она Давиду? Так, по жизни знакомые.

Он ничего не ответил на ее монолог. Ни сочувствия, ни участия. Никакой готовности помочь, просьбы пригласить в квартиру. Даже не улыбнулся, не попытался пошутить, чтобы сгладить неудобство своего внезапного появления.

– Так ты придешь? – буднично уточнил Давид, поднимаясь с насиженного места. – Скажи, как есть: да так да, а нет так нет.

– Хорошо, приду. – Вера не собиралась соглашаться, но кивнула. Почувствовала вдруг себя виноватой, будто наобещала и обманула. Кто его знает, может, ему жизненно необходимо, чтобы именно она позировала? Может, он действительно что-то особенное в ней разглядел? Поди разбери этих художников, пишут же, что все великие мастера полжизни своих главных натурщиц искали. – Ты извини, что так получилось. Я совсем забыла в прошлый раз об очень важном деле…

– Приходи. В субботу часов в одиннадцать-двенадцать, пока освещение хорошее. Адрес помнишь?

Вера даже не успела снова кивнуть, как он развернулся и пошел прочь, пряча нос в насквозь промокший от дыхания шарф.

– Привет, Таня! – громогласно приветствовала меня Эрика. – Я тебя заждалась.

Я с удивлением покосилась на тикающие на стене часы: сегодня я нисколько не опоздала.

– У меня есть сногсшибательный тест. «Кем вы были в прошлой жизни?» Это просто чума! Тебе должно подойти.

– Ты издеваешься? Эрика, ты же знаешь, я не верю во все эти журнальные тесты, астрологию и хиромантию… – попыталась я остудить ее пыл.

Но остудить пыл Эрики не так-то просто:

– Да нет, это тест из солидного научного издания. Он создан на основе древнего индийского учения о переселении душ, согласно которому наши прошлые жизни – лишь этап на долгом пути становления личности, – старательно зачитывала она, уткнувшись носом в глянцевую чепуху. – Весь опыт, накопленный в предыдущих воплощениях, мы должны реализовать в нынешней ступени реинкарнации. Тем более что сейчас мы, возможно, живем не в последний раз, и нам предстоит вернуться на землю еще несколько раз. Всего восемь вопросов, и ты узнаешь тайны прошлой жизни! Как это может быть неинтересным? Даже Гюнтер согласился протестироваться! Представляешь, он родился в XII веке в Бирме женщиной, был прорицательницей и ясновидящей…

Эрика не была полностью посвящена в суть моих занятий с профессором Шульцем, она знала ровно столько, сколько ей положено было знать: я посещаю специалиста, который помогает мне нормализовать сон. Расскажи ей подробности, и мне не стало бы жизни от навязчивого внимания. Кроме того, это парализовало бы работу нашего магазина: Эрика от любопытства не смогла бы работать сама и не дала бы работать мне.

– Это сколько же ему сейчас лет? – Я могла отреагировать на подобную глупость только колкостью.

Эрика не обиделась, мой скепсис только активировал ее настойчивость:

– Так то была другая жизнь, прошлая. Если мне не веришь, можем его позвать и спросить.

– Нет-нет, не надо Гюнтера, – поторопилась напугать я, – он отнимет у тебя журнал и скажет, что мы опять занимаемся личными делами в рабочее время.

А может быть, я зря это сказала? Ну пришел бы Гюнтер, ну отнял бы журнал, ну сказал бы, что мы занимаемся личными делами в рабочее время, зато предмет спора ликвидировался бы сам собой. А насчет прошлой жизни – кто знает о ней лучше, чем я?

– Да, действительно, не надо, – согласилась коллега. – А у меня прошлая жизнь была совсем неинтересной, я была женщиной на рубеже первого и второго тысячелетий в Центральной Африке, занималась домашним хозяйством.

– Не уверена, что тысячу лет назад в Центральной Африке была жизнь, – заметила я, – что-то они за тысячу лет не сильно продвинулись в развитии.

– Да какая разница! – Эрика воскликнула с таким пылом, как будто сама была автором теста. – Тут и отзывы есть, люди пишут, что все правда.

– Помнят, что ли? – сыронизировала я. Даже мне в моем теперешнем состоянии не всегда удается с точностью определить, где кончается правда и начинается вымысел.

– Вот давай я тебя проверю, и ты сразу перестанешь язвить. Как ты не понимаешь, можно узнать о себе такое! Такое!