Бабочка на ладони - Катажина Грохоля Страница 54

Бася стряхивает с плеча ладонь мужа. Ну что он кривляется, она ведь уже со всем примирилась. А было на что обижаться: мало того, что снял ее без разрешения, так еще и передал фотографии Кшисеку. Провернул все у нее за спиной, а сейчас, вон, совестно. Только она не станет старое поминать. Теперь они не только смогут справиться с ремонтом, но и внесут первый взнос за машину.

Петр не знает, почему Бася скрывает, что это она дала свои снимки Кшисеку. Впрочем, такие мелочи уже не имеют значения. Он всегда гордился этим фото.

— Знаешь, Петрек, когда живешь с женщиной, нельзя ни на минуту забывать, что она понимает тебя совсем не так, как ты себе навоображал. — Себастьян ставит на стол салатницу. В ней лечо, приготовленное им под диктовку Розы. Он страшно горд. Первый раз он приготовил нечто острое. Мать не ест острого.

* * *

Зенек сидит на Рыночной площади рядом с молодым наркоманом. Сам он в завязке и держится уже… сколько же? Две недели и девять часов. Да, сперва было тяжело, первые часы казались годами, но теперь сократились до шестидесяти минут.

Зенек протягивает молодому шприц.

— Если кто-то дает тебе шприц, то не затем, чтобы подчинить тебя. И не затем, чтобы ты спрыгнул с иглы. А чтобы не заразился. Если же кто-то дает тебе чистую дурмашину, чтобы ты не заразился, значит, в мире есть хотя бы один человек, которому ты небезразличен, — терпеливо разъясняет он.

Может, сейчас парнишка и не услышит, но когда-нибудь вспомнит об этом. Пусть не сегодня. Пусть через месяц или два.

— Ну а если существует хотя бы один такой человек, может появиться и следующий. Да хоть бы и ты сам. Если же на свете будут целых два человека, которым ты небезразличен, значит, вас много. Тогда ты сам можешь проявить заботу о ком-то. Я теперь сам такой. Вот — новые шприцы. Ко мне приходил ангел и сказал: вот тебе шприц. Теперь я делаю это ради нее. Тогда же я подумал: если после этого я перестану колоться, может быть, она и поправится. И она выздоровела.

Утомленная Белая Дама собирает свои вещи, уже вечер, ее ждут дети. Она проходит рядом с Зенеком и слышит последнюю фразу. Может, он что-нибудь знает?

— Ты говоришь о Бубе? — спрашивает она и замечает широкую улыбку на его лице. — Буба выздоровела? — спрашивает она снова, желая убедиться.

— Выздоровеет, — говорит Зенек с гордостью, как будто это он станет причиной удачной операции, как будто это будет его костный мозг, как будто белые кровяные шарики уже овладели искусством бойцов тэквондо и одержали победу над всем темным в теле Бубы. — Обязательно, — повторяет он, а Белая Дама поднимает кверху большой палец.

Она указывает на жизнь, а не на смерть.

* * *

— Петрусь, уже полдвенадцатого!

— Может, и уходить не стоит?

— Идем же, ты только посмотри на Бубу, она совсем выдохлась.

Буба не соглашается. Вдруг они видятся последний раз в жизни?

— Я еле держусь, — подтверждает она, — но давайте посидим еще немножко. Мне будет скучно без вас.

— Кто с тобой летит? — Себастьян присаживается рядом с лежащей на диване Бубой и берет ее за руку.

Кшиштоф не пришел, я больше его не увижу, думает Буба. Не рука Себастьяна должна бы лежать сейчас в моей ладони, но и это приятно.

Хорошо, что он не пришел, я бы не вынесла его присутствия.

А раз не пришел, то для него все это ничего не значит.

Совсем ничего.

Типа бутерброд с маслом.

Или все-таки нечто большее?

Он знает, что я больна, мог бы встретиться со мной и попрощаться.

Правда, возможно, ему стыдно.

Лишить умирающую девственности? Фу!

— Кто летит с тобой, Буба?

— Не знаю. Представления не имею. Какой-то хрен из фонда будет меня сопровождать.

— Ромек, — Петр милосердно меняет тему, — почему ты не похвастался, что твоя картина получила премию?

Бася и Роза в изумлении распахивают глаза.

— То есть как?

— Я знала, знала! — хлопает в ладоши Юлия. — Я все знала!

— Откуда такие сведения, Петрек?

— От верблюда. По радио говорили, — объясняет Петр, и Роман делается весь красный.

— Что же ты мне ничего не сказал? — Бася с упреком глядит на мужа. Она бы подготовилась: какая-нибудь забавная безделушка или букетик цветов, как прима-балерине, или, может, бутылочку чего-нибудь…

Нет, только не бутылку. Петр рассердился бы.

— Я… я сам не знал, — бормочет Роман. Юлия подбегает к нему и целует прямо в губы.

— Как это ты не знал?! — злится Петр. — Тебе что, не сообщили об этом?

— Да нет…

— Твоя «Девушка под дождем» произвела фурор!

— Ты что, отдал «Девушку» на выставку? А я видел ее? — Себастьян смотрит на Романа.

— Не расстраивайся. — Буба встает с дивана, все-таки надо ехать. А может, переночевать у Розы? Не стоит проводить последнюю ночь у себя. Ей уже пора спать. Но она им еще задаст на прощанье. — Ага, крылатая девица в прозрачном дождевике, а на заднем плане сверкают молнии. Такого китча Ромек еще не малевал.

— Ну ты, Буба, даешь. — А сама говорила, что нравится. Напоминает бабочку! — смеется Роман. — Вот черт! Народ, выпейте за здоровье художника!

— Себек, открывай шампанское! — требует Роза.

Она и не устала вовсе, да и Буба неожиданно приходит к выводу, что полдвенадцатого — детское время. Поспать, в конце концов, можно и в самолете.

Себастьян звенит стаканами. Шампанское от Енджея: хотели открыть по случаю рождения ребенка. Пробка летит в балконную дверь.

Апрель, а как тепло!

— К рождению ребенка мы купим другую бутылку или упьемся простой водой. — У Бубы дрожит голос, и она завершает: — За нас!

Все поднимают стаканы: Себастьян не любит мыть бокалы, стаканы удобнее. Даже Роза делает вид, что отпила глоточек.

* * *

— Только не прогоняй ее, у нее такие нежные крылышки, ты ей что-нибудь повредишь.

Бася открывает окно:

— Она сама улетит.

— Ты же говорила, они тебе противны. — Петр рассматривает бабочку.

— Я? — возмущается Бася. — Я люблю бабочек… как и Буба… Они такие… ищущие свет…

Петр не отрывает от бабочки глаз. Светлые крылышки, темное тельце… присела на мгновение, чтобы передохнуть, и опять начала танцевать на стекле. Она не знает, что другая створка окна открыта и нет нужды пытаться пробить прозрачную преграду. Бабочка бьется, колотится о стекло и снова замирает.

— Погаси свет, ей тогда легче будет найти выход… А то она не понимает, куда лететь…