Дневник мотылька - Рейчел Кляйн Страница 55

Я сидела-сидела, но, кажется, все-таки задремала. И вот я оказалась рядом с Софией и Крисом, совершенно невидимая из-за густого тумана. Мало что можно было разглядеть. Они лежали в спальном мешке: он — на ней, медленно двигаясь вперед-назад. Послышался слабый шорох: возле меня стояла Эрнесса и заговорщицки улыбалась мне.

— Тебе надо посмотреть поближе, — громко сказала она.

Они же запросто могли ее услышать и догадаться, что мы подсматриваем.

— Разве ты не видишь, как сплелись их парящие призраки? Сквозь бессмертие, словно стихи. Не видишь? Я не верю в привидения, зато верю в бессмертие. Откуда мне знать, может, сейчас они ощущают свое бессмертие.

Я повернулась и хотела попросить ее говорить потише, а лучше — вообще ничего мне больше не говорить, но Эрнесса исчезла.

Спальный мешок валялся в стороне, а Крис и София сплелись на голой земле, совершенно нагие. Но похоже, они до сих пор не осознавали, что я стою практически над ними. София лежала снизу, скуля, молотя его руками по спине, впиваясь в нее ногтями, а Крис поднимался и опускался над ней, прижимая ее плечи к земле сначала руками, а потом и коленями, когда он поменял положение, скользнув по ее телу. Он взглянул на меня, когда погрузил свое естество ей в рот, и я увидела его всего: короткую стрижку, влажные голубые глаза, розовое лицо с прыщиками на лбу — именно таким, каким его описывала София.

Его колени ритмично двигались, он опирался на руки. София приглушенно вскрикивала. Каждый раз, когда его колени опускались, он все сильнее вдавливал Софию в землю. Земля разверзлась под их тяжестью, почва ослабла, осыпалась и поглотила Софию. Уже были видны только ее руки, хватающие воздух. Его широкая спина белела на черной земле.

Я спросила Софию:

— Тебе было очень больно?

— Немножко, — ответила она, беря меня под руку, — это было неприятно, но на самом деле не больно. Он был очень нежен. Я думаю, что не так уж сильно я кровила. Как бы это сказать… Мне просто хотелось, чтобы все закончилось как можно быстрее. Но я думала, что будет гораздо хуже. Так что не бойся.

— А больше он ничего с тобой не делал? — спросила я.

— О чем ты? — София подозрительно посмотрела на меня.

— Не знаю, — спохватилась я. — Да ну, не обращай внимания.

Наконец-то закончилась эта учеба. Многие девчонки из дневной школы сегодня сидят по домам. Коридоры на переменках пусты. В воздухе пахнет бедой, как сказал бы папа.

Мисс Бобби мертва.

Это случилось на выходных, но дневная школа почему-то уже все знала. А утром мисс Руд пришлось объявить об этом на собрании. Она, конечно, предпочла бы скрыть эту новость от нас, но не тут-то было. Замолчать такое невозможно. Если не все, то по крайней мере сотня девочек ахнули в унисон и зашептались, поворачиваясь друг к другу. Как это было похоже на сон. И тут же группа учителей, сидевшая в самом последнем ряду, принялась на нас шикать.

— Тихо, девочки! Собрание не закончено! Вас никто не отпускал, — напомнила мисс Руд.

И собрание продолжилось, как будто школе еще не конец. Мисс Руд решила замять страшную новость, прежде чем отпустить нас. Никаких подробностей она больше не собиралась нам рассказывать. Смерть мисс Бобби огорчила ее гораздо меньше, нежели гибель Патера. На этот раз нос у мисс Руд не был красен. Она была совершенно невозмутима. Может, я что-то перепутала и мисс Руд всего лишь зачитала фамилии тех девчонок, кому следует после собрания предстать перед мисс Бобби?

— Обратимся к гимну номер пятьдесят один, — объявила мисс Руд и знаком показала учительнице музыки, сидевшей за фортепиано, чтобы играла вступление.

Начальные аккорды потонули в шуршании страниц, которые мы листали, в поисках нужного текста. И я без малейших колебаний запела вместе со всеми: «Господь — ты нам оплот в веках, в грядущем упованье…» Это мой любимый гимн, а мисс Руд всегда выбирает его, если случается что-то плохое. Она заставила нас допеть все до последнего стиха. И какое-то свирепое выражение появилось у нее на лице, когда она дошла до: «И время — мчащийся поток — сметет его сынов, как луч рассвета гонит прочь следы забытых снов».

Когда отзвучал гимн, мы выслушали все объявления, касающиеся этой недели, а потом мисс Руд распустила нас словами, завершающими каждое собрание:

— Теперь можете быть свободны.

Все учителя мгновенно вскочили и выстроились в линию, пытаясь сдержать нас окриками:

— Не бежать! Не болтать! Построиться!

Но они были не в силах нас остановить. Выбравшись из зала, мы пустились бегом прямо к двери, ведущей в Галерею. Взметнулся многоголосый гул, поглощающий все на своем пути и всех увлекающий за собой. У меня до сих пор звенит в ушах.

В Галерее я поймала Клэр. Она успела уже разузнать кое-какие подробности происшествия от некой девчонки, которой они якобы достались «из первых рук». Так вот, она рассказала, что тело мисс Бобби обнаружили на Дальней лужайке. Верхняя часть туловища была растерзана в клочья — именно так она сказала, «в клочья». Сплошное кровавое месиво из обрывков плоти и раздробленных костей. Нижняя же, облаченная в килт, синие гольфы и коричневые шнурованные ботинки, осталась цела. По ней-то мисс Бобби и опознали. Какой-то дикий зверь догнал ее и набросился. Она пыталась спастись. Представляю себе, как она бежала. Зверь прижал ее к чугунным кольям ограды. Зверь был голоден.

Мы живем вдалеке от дикой природы. Самое дикое животное, которое я здесь встречала, — белка.

Мне бы ужаснуться, но ничуть не бывало. Я была польщена. Эрнесса еще кое-что для меня припасла. Только я избрана, чтобы видеть. Люси этого не дано. Она — жертва и прекрасно справляется со своей ролью. Ифигения, девственница, принесенная на алтарь Артемиды собственным отцом ради победы в войне. Люси спасает всех нас.

Раньше я считала, что мои родители могут защитить меня от чего угодно. Я словно качалась в лодочке-колыбельке в объятьях ласковых волн. Теперь эти волны бились о борт моей лодчонки, швыряли ее, как игрушку.

Спасибо, папа, ты подготовил меня к тому, чтобы я стала свидетелем деяний Эрнессы. Спасибо, что принес мне ее отравленное яблоко.

Я уже не та, кем была раньше. Та, прежняя я, пожалела бы мисс Бобби. Видимо, ее гибель на самом деле была ужасна. По дороге из Галереи в класс я пыталась вообразить, как это, когда у тебя разорвано горло и ты захлебываешься собственной кровью, а тварь, что на тебя напала, продолжает терзать твою плоть, безжалостно и бесстрастно. Но ни капли сострадания не было во мне. Перед глазами маячила одна и та же сцена: Эрнесса, мучительно пробивающая себе путь сквозь вязкую толщу жидкости, и мисс Бобби, которая равнодушно прохаживается вдоль бортика и выкрикивает инструкции. Дряблая кожа выше колен трясется при каждом ее шаге. Синие гольфы сползли гармошкой. После недели плавания Эрнесса до того ослабела, что даже ходила с трудом. Она тонула на глазах у всех. Ей сладко спалось бы под тяжелым одеялом земли, но под водой она всякий раз оказывалась погребенной заживо. Погружаясь мгновенно, она с каждым разом все тяжелее всплывала. Как она сильна. Как бессильна.