Модельный бизнес по-русски - Владислав Метревели Страница 57

Еще одна ненавистная мне категория – промоутеры клуба, чья задача сделать место привлекательным и популярным, известным и таким, «шоб не попасть было – круто», – короче, чтобы яблоку негде…

Эти люди живут примерно так. На последние деньги купив «AUDI TT», колесят по злачным местам и, завязывая полезные знакомства, получают подряд – заказ на раскрутку нового клуба. Составляют гигантский бюджет. Инвестор заглатывает наживку. Обещаны и привлекательные прибыли, и красивая жизнь в окружении гламурных моделей, обсыпанных кокаином. Затем закупаются шикарные диваны, обивается все красным плюшем, заставляется стеклянными столами на хромированных изогнутых ногах, картины и фотографии в золоченых рамах заполоняют стены, потом клуб заполняют разномастные тусовщики, а наш Х купается в кокаине и покупает «феррари». Деньги кончаются быстро, если не удается достаточно долго подворовывать из промобюджетов клуба, который либо загибается на втором месяце, либо вообще не поднимается с колен, но инвестору объясняют проблемы и берут новые деньги, если дает. Или находится новый проект – и снова новые миллионы вложений, и новый уже теперь «мазератти» носит нашего Х по Москве в поисках очередных легковерных (и не очень) инвесторов.

Хорошие клубы разоряются именно потому, почему хорошую музыку слушают всего лишь «пять процентов людей на кухнях», а остальные – попсу голимую. Все ломятся в пафосные клубы, где абсолютно нечего делать, кроме съема девушек, называющих себя моделями, забивания ноздрей белым порошком и заказа шампанского по тысяче за бутылку.

На вечеринку мы снова не попали. Пригласительные билеты в виде маленьких парашютиков остались не востребованы строгим контролем. Еще бы! Теперь вместо билетов на входе надо было предъявлять нечто большее, дабы тебя пропустили внутрь.

Я ненавидел подобные тусовки с тех самых пор, как после одного из таких обломов, развернувшись при виде огромной толпы у входа, мы разошлись по машинам и разъехались, и Севка, мой единственный друг за все тридцать лет, что я живу на свете, прекрасный фотограф и обалденный человек, разгоряченный неудачей, так гнал, что на полном скаку влетел в бочину серебристого «мерса», который скрылся с места происшествия (очевидно, был неправ), а Севку доставили в Склиф, и там, не приходя в сознание, он скончался под утро в реанимации.

Я-то жив. Я остался жив. Я не ехал с ним в то раннее утро в машине. Но я часто вижу дымящийся сплющенный капот с текущей из-под него на мостовую струйкой какой-то жидкости. Он буквально отпечатался в моей памяти, хотя я не был на месте происшествия. И именно этот капот я увидел в зеркале вместо своего отражения, когда в один прекрасный момент после секса зашел в ванную комнату (еще ту, десятиметровую, знакомую до трещинок полу и разводов на стенах).

Человек же странное существо. Можно много раз говорить ему, что это или иное есть вредно, но он все равно будет делать по-своему. Но в один прекрасный момент, глянув в тарелку и увидев кусок мяса, например, представит, как та самая моя знакомая, что это – часть плоти какого-то животного. И с тех пор как отрезало. Не ест, и все. Стала вегетарианкой.

Я очень хорошо помню тот момент, когда, смывая ее слизь со своего набухшего, еще не опавшего после соития члена, вдруг явственно ощутил, что это была его последняя эрекция. Только что мы смеялись, вспоминая, как кормили друг друга испанскими клубничинами, вывалянными в мороженом, в зеркальной двери стоящего напротив кровати шкафа отражались мои отсвечивающие красноватыми прожилками яйца, а теперь отражение в ванной комнате моего исхудавшего лица сменилось видением искореженной машины Севки. Сразу за этим голова моя стала раздуваться от ужасной мысли, закравшейся в мозг: ты больше не сможешь трахаться, никогда, никогда… никогда!

Гений пребывал в мандраже. Его возбужденное состояние объяснялось просто. Он находился у основания пирамиды под названием Успех. Где успех, там известность, там благополучие, в том числе и финансовое. Все это выше по склону. Долго он шел, чтобы оказаться у подножия, учился, набирал знания и опыт, но теперь наконец оставалось только решиться на восхождение. Начав с подготовки моделей к показам в начале девяностых, он довольно быстро вписался в модную тусовку, когда тусовкой еще назывались не праздно шатающаяся молодежь и косящие под нее богатенькие папики, халявщики всех мастей и делающие себе пиар бездари из числа сынков и дочек известных людей, а сообщество профессионалов, на своем опыте познававших законы и тайны работы на подиуме и вне его.

Гений любил дорогие стильные вещи, хотя пижоном не был. Они нужны были ему для поддержания модного имиджа и акцентирования внимания на своем безупречном вкусе. Человек, обладающий способностью одеть себя, вполне может заставить выглядеть стильно и дорого и окружающих, если приложить к этому руку и взгляд. Руку и взгляд Гения. Уже через несколько лет работы стилистом по макияжу, чему, кстати, Гений нигде не учился – Гений же! – он настолько освоился и стал своим в самых разных компаниях, что время от времени к нему стали обращаться как к персональному стилисту, который может и к свадьбе макияж нанести, и посоветовать, какую прическу и у кого сделать, и провести по магазинам, подобрав соответствующую случаю одежду. Те, кому нравилось, как Гений распоряжается их внешним видом, возводили его в ранг ответственного за свой имидж, который в наше время ох как необходим и значим! Заказы, хоть и мелкие, приходили к Гению со всех сторон, и деньги временами зарабатывались так же легко, как и тратились. Он никогда не был скупердяем и всегда готов был угостить друзей и случайно оказавшихся в их компании, организовать праздник для всех, в первую очередь наслаждаясь им сам, так как не мог жить без признания своей роли в создании доброжелательной атмосферы и без самой этой атмосферы, пронизывающей все его существование и служившей краеугольным камнем создаваемых им сюжетов и форм, что составляло вторую, творческую половину его жизни, где царствовали он и его арт-объекты. За это друзьям всего-то надо было выслушать в очередной раз размышления Гения о роли художника и его работ в истории.

Гений не любил слово «творчество». «Я занимаюсь искусством», – говаривал он, повышая тон к концу фразы, что было следствием и малороссийского происхождения, и некоторого волнения, а вернее, возбуждения, которое всегда охватывало Гения, стоило ему начать провозглашать свои принципы. Они были выстраданы и выстроены всем его существованием, поэтому так просто отдать их на растерзание и поругание окружающих он не мог, а был готов защищать, и волновался каждый раз, когда это происходило, до комка в горле. Однако оказалось, что одно дело – зарабатывать на жизнь визажем, другое – стать модным художником, за работы которого нувориши готовы платить тысячи долларов. Надо было на какое-то время сосредоточиться на вдохновении, завязать потуже поясок, не гнаться за копеечными заказами, но привыкшему жить, всегда имея в кармане несколько сотен долларов на расходы, Гению было стремно по доброй воле отказаться от заработков.

Возникла и другая проблема – чуть позже, когда Гений все-таки набрался решимости и на какое-то время пропал с модного горизонта, уединившись для свидания с музой. Ему, как и многим художникам, а вернее творцам, было жаль прощаться со своими работами. Вы наверняка слышали о том, как кто-то когда-то, сделав картину на заказ, потом отказывался отдать ее покупателю. Как ни за какие деньги не удавалось приобрести понравившееся полотно или скульптуру тому, кто готов был выложить за нее подчас баснословные барыши. «Это не продается!» – отвечал автор, и коллекционер оставался ни с чем. И если вы когда-нибудь творили, то вам будет понятно чувство, одолевавшее иногда и Гения.