Американха - Нгози Адичи Чимаманда Страница 59

Он смотрел на нее зачарованно, голова чуть склонена, и Ифемелу ощутила, как внутри что-то развертывается. Как же великолепно это — быть желанной, да еще и этим мужчиной со стильным металлическим браслетом на руке, смазливым и с ямочкой на подбородке, как у моделей из каталогов в универмагах. Он начал ей нравиться, потому что она нравилась ему.

— Ты так изящно ешь, — сказал он ей на первом свидании в итальянском ресторане в Старом городе. Ничего особенно изящного в том, как она подносила вилку ко рту, не было, однако ей было приятно, что он считает иначе. — Короче, я богатый белый чувак с Потомака, но не такой козел, каким мне положено быть, — говорил он так, будто уже сообщал об этом и это было хорошо воспринято и в первый раз. — Лора вечно талдычит, что моя мама богаче Господа Бога, но в этом я не уверен.

Он говорил о себе с таким смаком, словно вознамерился изложить ей все, что только можно, — и сразу. Его семья сотню лет держала гостиницы. Он уехал в колледж в Калифорнию и так сбежал из семьи. Окончил и отправился путешествовать по Латинской Америке и Азии. Что-то потянуло его назад, домой, возможно, смерть отца, а может, его невезучесть в отношениях. И год назад он вернулся в Мэриленд, начал свое дело, связанное с программированием, чтобы не ввязываться в семейный бизнес, и ездил в Потомак по воскресеньям — обедать с матерью. Говорил он о себе с простотой и без лишних подробностей, считая, что ей интересны его байки просто потому, что они интересны ему самому. Его мальчишеский задор поражал ее. Крепкое тело — они обнялись у порога ее квартиры.

— Я собираюсь перейти к поцелую ровно через три секунды, — сказал он. — К настоящему поцелую, который способен завести нас далеко, поэтому, если не хочешь, чтобы это случилось, рекомендую отшатнуться сейчас же.

Ифемелу не отшатнулась. Поцелуй возбудил ее так, как возбуждает все неизведанное. Потом Кёрт сказал настойчиво:

— Нам нужно сообщить Кимберли.

— Сообщить Кимберли — что?

— Что мы встречаемся.

— А мы встречаемся?

Он рассмеялся, она — тоже, хотя и не шутила. Он был открытым, фонтанировал — цинизм пролетал мимо его ушей. Она ощущала, что ее обаяли, что она почти беспомощна перед этим, что ее влечет следом; вероятно, они и впрямь встречаются после одного поцелуя — раз он сам в этом так уверен.

Кимберли на следующий день приветствовала ее так:

— Привет, голубок.

— Вы, значит, прощаете своему двоюродному брату, что он пригласил прислугу? — спросила Ифемелу.

Кимберли рассмеялась, а затем — в порыве, который поразил и тронул Ифемелу, — обняла ее. Они неловко отпустили друг друга. По телевизору в детской вещала Опра, и публика разразилась аплодисментами.

— Ну, — сказала Кимберли, сама несколько ошарашенная объятиями, — я просто хотела сказать… я за вас обоих очень рада.

— Спасибо. Но это всего одно свидание и никакой консумации.

Кимберли хихикнула, и на миг показалось, что они обе — школьницы, сплетничающие о мальчиках. Ифемелу временами чуяла, что под хорошенько смазанными частями жизни Кимберли таится искра сожаления — не только о том, по чему она томилась в настоящем, но и о том, чего ей не хватало в прошлом.

— Видели бы вы Кёрта нынче утром, — сказала Кимберли. — Я его таким сроду не наблюдала! Он очень взбудоражен.

— Чего это? — спросила Морган. Она стояла на пороге кухни, детское тельце напряжено от враждебности. Позади нее Тейлор пытался выпрямить ноги маленькому пластиковому роботу.

— Ну, милая, об этом тебе придется спросить дядю Кёрта.

Кёрт пришел в кухню, застенчиво улыбаясь, волосы чуть влажные, благоухая свежим, легким одеколоном.

— Привет, — поздоровался он. Ночью он звонил ей — сообщить, что не может уснуть. «Это ужас до чего слюняво, но я полон тобой, будто дышу тобою, понимаешь?» — сказал он, и она подумала, что новеллисты заблуждаются: настоящие романтики — мужчины, а не женщины.

— Морган спрашивает, почему ты такой взбудораженный, — сказала Кимберли.

— Ну, Морг, я взбудоражен, потому что у меня новая подруга, очень особенный человек, и ты ее, наверное, знаешь.

Ифемелу пожалела, что Кёрт закинул руку ей на плечо: они же не помолвку объявляют, я вас умоляю. Морган вытаращилась на них. Ифемелу глянула на Кёрта ее глазами: ослепительный дядя, видавший мир, со всякими смешными шутками на ужинах в День благодарения, крутой — и достаточно молодой, чтобы ее понимать, но и достаточно взрослый, чтобы попытаться втолковать Кимберли, что к чему у Морган.

— Ифемелу твоя девушка? — спросила Морган.

— Да, — ответил Кёрт.

— Какая гадость, — сказала Морган, и на лице у нее возникло искреннее отвращение.

— Морган! — воскликнула Кимберли.

Морган развернулась и потопала наверх.

— Она втюрилась в дядю Кёрта, а тут нянька влезла на ее землю. Трудное дело, — сказала Ифемелу.

Тейлор, обрадованный, похоже, и новостями, и тем, что удалось выпрямить ноги роботу, произнес:

— А вы с Ифемелу поженитесь и родите ребеночка, дядя Кёрт?

— Ну, дружище, пока мы собираемся провести вместе много-много времени, узнать друг друга.

— А, ладно, — сказал Тейлор, несколько сдувшись, но когда домой вернулся отец, Тейлор кинулся к нему: — Ифемелу и дядя Кёрт поженятся, и у них будет ребеночек!

— Ой, — опешил Дон.

Его удивление напомнило Ифемелу Эйба с курса по этике: Дон считал ее привлекательной и интересной, Кёрта тоже считал привлекательным и интересным, но ему и в голову не приходило мыслить их как пару, вместе, в хрупких путах романа.

* * *

Кёрт никогда прежде не был с черной женщиной, он сообщил ей об этом после их первого раза, у него в пентхаусе в Балтиморе, самоуничижительно тряхнув головой, словно это нужно было давным-давно проделать, а он что-то все не удосуживался.

— Ну, за веху, раз так, — сказала она, изображая подъем бокала.

Вамбуи как-то сказала, после того как Дороти представила им всем на заседании ААС своего нового голландского бойфренда: «Не могу я белых мужчин, испугаюсь их голых, такие они все бледные. Ну, может, итальянца с серьезным загаром. Или еврея — темного еврея».

Ифемелу смотрела на светлые волосы и светлую кожу Кёрта, ржавого цвета родинки у него на спине, на тонкий золотистый пушок на груди, и подумала, до чего сильно она не согласна с Вамбуи.

— Ты такой сексапильный, — сказала она.

— Ты сексапильнее.

Он сказал, что никогда прежде не влекло его к женщине так сильно, ни разу не видел он такого красивого тела — безупречная грудь, безупречный зад. Ее это повеселило — что он счел безупречным задом то, что Обинзе именовал «плоской жопкой», грудь свою она считала обычной большой, уже слегка покатой книзу. Он желал сосать ей пальцы, слизывать мед с ее сосков, размазывать мороженое ей по животу, будто просто лежать кожа к коже недостаточно.