Американха - Нгози Адичи Чимаманда Страница 58

— Вероятно, эта книга вам бы не подошла, если у вас специфические вкусы. Автор смешивает прозу со стихами.

— У вас замечательный акцент. Откуда вы?

— Из Нигерии.

— Ух. Круто. — У Келси были тонкие пальцы — идеальные для рекламы колец. — Я осенью собираюсь в Африку. В Конго и в Кению, попробую и Танзанию посмотреть.

— Это здорово.

— Я читала книги — готовилась. Все рекомендуют «И пришло разрушение», [115] это я читала в старших классах. Очень хорошая, но вроде как устарелая, правда? В смысле, она не очень-то помогла мне разобраться в современной Африке. Только что дочитала отличную книгу — «Излучина реки». [116] Благодаря ей я по-настоящему поняла, как все устроено в современной Африке.

Ифемелу то ли фыркнула, то ли хмыкнула, но от комментария воздержалась.

— Она такая искренняя, самая искренняя книга об Африке из всех, какие я читала, — сказала Келси.

Ифемелу завозилась. Ей претил многозначительный тон Келси. Голова болела все сильнее. Она не считала, что «Излучина реки» — вообще об Африке. Роман о Европе — о тоске по ней, о битом жизнью индийце, рожденном в Африке, который чувствовал себя таким уязвленным, таким униженным в том, что не родился европейцем, членом расы, которую он так превозносил за способность создавать, что обратил свои воображаемые личные неудачи в раздраженное презрение к Африке: в своем всезнающем высокомерии к африканцам он мог хоть ненадолго сделаться европейцем. Ифемелу откинулась в кресле и произнесла все это ровным тоном. Вид у Келси сделался ошарашенным — мини-лекции она не ожидала. Но затем она добродушно произнесла:

— Ой, ну да, понятно, почему вы могли так прочесть этот роман.

— А мне понятно, почему вы прочли его так, как прочли, — отозвалась Ифемелу.

Келси вскинула брови, словно Ифемелу была из тех слегка неуравновешенных людей, которых лучше избегать. Ифемелу закрыла глаза. Такое ощущение, что над головой собирались тучи. Она почувствовала слабость. Возможно, это жара. Она завершила отношения, которые не были несчастливыми, закрыла блог, который ей нравился, и теперь гналась за чем-то, что не могла внятно объяснить даже себе самой. Можно было б написать в блоге и о Келси — об этой девушке, которая отчего-то считала, что чудесным манером непредвзята в чтении книг, тогда как все вокруг читают эмоционально.

— Волосы хотите? — спросила Мариама у Келси.

— Волосы?

Мариама показала ей упаковку накладных волос в прозрачном пакетике. Глаза у Келси расширились, она быстро глянула по сторонам, на пакетик, из которого Аиша вынимала тонкие пряди для каждой косички, на упаковку, которую начала распечатывать Халима.

— О боже. Вот как это делается. Я-то думала, что у афроамериканок с косичками такие густые волосы!

— Нет, мы используем накладные, — сказала Мариама, улыбаясь.

— Может, в следующий раз. Думаю, сегодня пусть будут просто мои, — сказала Келси.

Ее собственные волосы много времени не потребовали — семь рядов, слишком тонкие пряди уже рыхлели прямо в косах.

— Классно! — сказала она под конец.

— Спасибо, — отозвалась Мариама. — Пожалуйста, приходите еще. Я вам в следующий раз другой фасон сделаю.

— Классно!

Ифемелу наблюдала за Мариамой в зеркало и размышляла о своих новых американских самостях. В зеркало она впервые глянула благодаря Кёрту и, залившись румянцем достижения, увидела себя другую.

* * *

Кёрту нравилось говаривать, что у них любовь с первого смеха. Когда бы их ни спрашивали, как они познакомились, — даже те, кого они едва знали, — Кёрт излагал историю, как Кимберли их представила друг другу — его, двоюродного брата из Мэриленда, и ее, няню-нигерийку, о которой Кимберли столько рассказывала, и как его обворожил ее низкий голос, ее косичка, выбившаяся из-под резинки. Но именно когда Тейлор ворвался в детскую в синем плаще и трусах и заорал: «Я Капитан Подштанник!» [117] — и Ифемелу запрокинула голову и расхохоталась, вот тут-то Кёрт и влюбился. Смех у нее был такой живой — плечи содрогались, грудь вздымалась и опадала; это был смех женщины, которая когда смеется, то смеется по-настоящему. Временами, когда они оставались одни и она хохотала, он подначивал ее: «Вот что меня проняло. И знаешь, что я подумал? Если она так смеется, интересно, как она делает все остальное?» Он говорил ей, что она знала, до чего очаровала его, — как тут не знать? — но сделала вид, что не понимает, потому что белого мужчину себе не хотела. По правде сказать, она его увлеченности не заметила. Она всегда умела улавливать желание мужчин, но не с Кёртом — не сразу. Она все еще думала о Блейне, видела, как он идет по платформе на станции Нью-Хейвен, призрак, наполнявший ее роковым томлением. Ифемелу не про сто влекло к Блейну — Блейн ее покорил, у нее в мыслях он стал ей безупречной американской парой, какую никогда не заполучить. И все же с тех пор она втюривалась — и не раз, все мельче по сравнению с тем ударом в поезде, и вот только выпросталась из втюренности в Эйба с курса по этике, Эйба-белого, Эйба, которому она изрядно нравилась, который считал ее умной и смешной, даже привлекательной, но как женщину не расценивал. Эйб был ей любопытен, он ее интересовал, но любой ее флирт виделся ему простыми любезностями, — Эйб свел бы ее с каким-нибудь своим чернокожим другом, если бы у него такой водился. Для Эйба она оставалась невидимкой. Это удавило ее втюренность и, быть может, заставило бы проморгать Кёрта. Но вот однажды вечером, когда они с Тейлором играли в мяч, мальчик закинул мяч высоко, слишком высоко, тот упал в кусты рядом с соседским вишневым деревом.

— Кажется, мы его потеряли, — сказала Ифемелу. За неделю до этого там же исчезла тарелка фрисби.

Кёрт восстал с садового кресла (он следил за каждым ее движением, как сообщил ей позднее) и вломился в кусты, чуть ли не нырнул, как в пруд, и появился оттуда с желтым мячом.

— Йе-е! Дядя Кёрт! — обрадовался Тейлор. Но Кёрт Тейлору мячик не отдал — он протянул его Ифемелу. Она увидела в его глазах то, что он хотел, чтобы она увидела. Ифемелу улыбнулась и поблагодарила. Позже, в кухне, после того как поставила для Тейлора видео и пила воду из стакана, Кёрт сказал:

— Тут мне пора пригласить тебя на ужин, но сейчас я приму все, чем удастся разжиться. Можно купить тебе выпить? Мороженого? Ужин? Билет в кино? Сегодня вечером? В эти выходные, пока я не уехал в Мэриленд?