Любовь без слов - Наталья Нестерова Страница 6

– Руслан! Если мы будем считаться, то неизвестно, в чью пользу будет счет, и ты услышишь много неприятного.

– Не понимаю! Что значит твое заявление? Какие последствия?

Ему всегда хотелось жить как страусу, зарывшему голову в песок. Кстати, страусы никогда в землю голову не прячут, но такой уж образ.

– Не знаю, – ответила я мужу.

– А зачем тогда рассказала?

– Не знаю! – рявкнула я. – Чтобы не выглядеть подлой изменщицей. Чтобы сохранить малость самоуважения. Чтобы свои страдания разделить с вами. Выбирай любой ответ. Руслан! Я вчера спала с другим мужчиной. И раньше, в Петербурге. И сегодня к нему пойду. Я люблю его. Я не знаю про будущее, но я не хочу врать. В отличие от тебя, запаянного в кожу крокодила, хоть сапоги шей, сносу не будет, мой покров тонок, и вранье убийственно для моего честолюбия.

– Кто крокодил? Я крокодил? Из меня сапоги?

– Прости, неудачное сравнение.

– Ты пойдешь к нему? Куда?

– В гостиницу. Почему тебя волнуют глупые частности, когда жена заявляет, что любит другого мужчину?

– А меня не любишь?

– Нет!

Рывком вскочила с дивана, подошла к двери Лизиной комнаты, взялась за ручку, чтобы открыть. И застыла.

Мама и папа читали с внучкой «Мойдодыр».

– А нечистым трубочистам… – басил папа.

– Стыд и срам, – подхватывала Лиза, – стыд и срам!

Я не вошла к ним, развернулась и ушла из дома. Стыд и срам – это про меня.

Месяц после отъезда Лёни я прожила, существуя не на твердой земле, а трепыхаясь в болоте. На работе на меня поглядывали. Коллегам был не ясен мой статус: то ли у этой девушки большие столичные перспективы, то ли она проходной вариант московского светилы, у которого по женской части неизвестно какая репутация.

Есть старый славный фильм «Салют, Мария!» с изумительной Адой Роговцевой в главной роли.

Мария влюбляется в испанского моряка, ее мама в ужасе произносит:

– У него ведь в каждом порту по девке!

Леонид Борисович производил впечатление человека, у которого в каждом институте микробиологии, российском и зарубежном, – по пассии.

Приятельницы, с которыми я прежде сплетничала, дулись на меня: не рассказывает о романе с Леонидом Борисовичем Ганиным. Пересказывать малопочетные подробности не хотелось, а будущее было в тумане.

Руслан находил утешение в старой семье. Учительница и мальчик Петя приняли и обогрели его. Строя из себя законного мужа, Руслан приходил ночевать домой, а все дни проводил у них. Утешен, не зудит и не упрекает – большего мне не требуется. Мама и папа вели политику невмешательства и неразговаривания – вздорную дочь вырастили, уж ничего не поделаешь, но есть внучка Лиза – главное страдающее лицо, ей максимум внимания.

Бессонные ночи меня вымотали, похудела на семь килограммов, под глазами легли фиолетовые тени. Измождение физическое и психическое. Так и в ящик сыграть недолго. Полнейшая неопределенность. Лёню проводила в аэропорту, он мне ручкой помахал и сгинул, не звонил.

Лёня не любит телефон. Пользуется им, естественно. Выдает звонок в случае необходимости, разговаривает телеграфно. Телефонное красноречие не его жанр, по телефону у него не получается морок навести.

Меня швыряло: из костра желаний в ледяную прорубь реальности. То строила планы нашей совместной жизни, то ужасалась: «У него в каждом порту по девке!»

Когда он позвонил, метания закончились, я пребывала в стадии «отмывания и высыхания»: в болоте опустилась до дна, наглоталась зловонной жижи и приказала себе оттолкнуться от тверди, карабкаться-всплывать и продолжать жить в существующих обстоятельствах. Как-нибудь устроится. Руслан уйдет – и флаг ему в руки. Родители простят, на то они и родители. На работе мою аморальность рано или поздно забудут, если я стану выказывать большое научное рвение. Наука теперь мое спасение.

– Алло! Планета Венера? Я тебе замастрячил командировку на Землю, в точку под названием город Москва, – бахвалился Лёня.

Надо заметить, что ни у него, ни у меня тогда не было и не просматривалось материальной возможности тратиться на дальние перелеты через всю страну по выходным к объекту любовной страсти.

– Знаешь, что я о тебе думаю? – спросила я со сдерживаемой яростью.

Любой другой нормальный человек, потративший много сил на командировку для любовницы, пускавшийся в интриги, прежде им презираемые, оскорбился бы. Он себе на горло наступил, а она выкаблучивается.

Но Лёня не любой и не каждый.

– Знаю, – ответил он. – Тут вокруг меня человек десять. Приветствую, Сан Саныч! – с кем-то поздоровался Лёня. – Если ты не прилетишь, то я тебе сейчас начну перечислять, куда мечтал тебя поцеловать…

– Не надо! – испуганно воскликнула я.

Он перечислил бы, сомневаться не приходится.

– Прилетаешь?

– Да.

Лёня отключился.

Это был юбилей большого академика и Лёниного учителя. На торжество слетались ученые со всей страны. В нашей академической среде чинопочитание-уважение строже, чем в армии. Про армию, откровенно говоря, я плохо знаю, но в науке без этого нельзя. Учитель, школа, направление, менторский пригляд – основа движения молодого ученого, да и немолодого тоже.

И вот теперь представьте! Из Новосибирска, из нашего института, где докторов наук – достойнейших! – десяток, на юбилей патриарха отечественной микробиологии летит в столицу директор института и… малоизвестный кандидат наук, какая-то Венера Павлова.

С Директором до этого я лично общалась один раз – когда он поздравлял меня с кандидатским званием и вручал диплом. Он оказался симпатичнейшим дядькой. В самолете признался, что страдает аэрофобией, то есть панически боится летать.

– С вашего позволения, – сказал Директор, – я сейчас напьюсь до бесчувствия.

– Конечно! – скрыла я оторопь за дежурной улыбкой. – А когда вас разбудить?

– За полчаса до прибытия. Вас не затруднит?

– Нисколько.

– А может, вместе со мной примете… снотворное?

– Спасибо! Я люблю перелеты и легко их переношу. Над облаками хорошо думается.

– Счастливый человек! – шумно вздохнул Директор и вытащил из портфеля бутылку виски.

Точно по графику я его растолкала. Это было не просто.

Директор отталкивался, брыкался и называл меня Маней:

– Маня, уйди! Маня, сгинь! Маня, чтоб ты сдохла!

Жену Директора звали Марианной Моисеевной. В советские времена она была бессменным секретарем партийной организации. Сейчас – наш главный профсоюзный начальник. Не знаю, есть ли в других организациях профсоюзы, но в нашем институте профкомитет – нечто вроде Совета безопасности при Президенте России. Марианна Моисеевна имела сексотов в каждом подразделении, все обо всех знала и играла при муже роль серого кардинала. Ее боялись, подкупали, перед ней лебезили, на праздники в очередь выстраивались с подарками. Но я не припомню случая, чтобы интриги «Мани» кому-то достойному испортили жизнь или карьеру. Марианна Моисеевна была правильным серым кардиналом.