Постель - Януш Леон Вишневский Страница 6

Отослала. Улыбнулась сама себе. Положила голову на голубую подушку. Закрыла глаза и стала терпеливо ждать. Звонка в дверь, приятных сновидений, а может, любви…

Расскажешь мне? О них обо всех? О тех, к которым ты прикасался до меня? Расскажешь?! Я не буду ревновать. Обещаю…

Мне иногда кажется, что если бы машины умели говорить, то в одну из летних ночей по дороге в Париж, Венецию, Прагу, в Казимеж-над-Вислой или Барселону, в темноте, под тихую, плывущую из динамиков музыку ты задала бы эти вопросы. Точно так же, как иногда их задают женщины. А поскольку женщины по природе своей не могут не ревновать, а еще потому, что обещания не ревновать даются под давлением сиюминутных обстоятельств, я никогда не отвечал на такие вопросы. Я все никак не мог понять, зачем женщины хотят это знать. А может, они вовсе не хотят и это всего лишь провокация с их стороны? Может, единственный правильный ответ — это «не скажу, потому что не помню ни одного важного прикосновения к другой женщине, кроме тебя», а потом зажмуриться, чтобы она не смогла разглядеть в моих глазах лжи? Вот если бы об этом спросила моя машина, я бы ей ответил. Всю правду бы выложил. Без колебаний. С именами, датами рождения и пикантными подробностями нашей близости. Мне не пришлось бы даже выдумывать имена. У всех моих машин были женские имена. Все они были для меня самыми красивыми, каждой из них я хранил верность, во всех был безумно влюблен, к каждой прикасался и каждую в свое время бросил.

Ради очередной. Той, что помоложе.

Расскажешь мне о них? Обо всех них? Расскажешь?

Ладно. Про первую любовь… Неправда, что первая — значит, самая в жизни главная. Это придумали ревнивые и завистливые «первые». Для меня самая главная — последняя любовь. Впрочем, и первая имеет значение. Она самая невротическая и самая загадочная. Ее ни с чем нельзя сравнить. Моя была родом из Италии («Fiat-126p»). Такая миниатюрная, что порой казалось, я могу отвезти ее на лифте в ванную на десятый этаж и помыть. Мы все ее любили. Моя жена, моя дочка Иоася и я. Иоася (1983 года рождения), наверное, больше всех. Когда Иоася не могла заснуть, я клал ее в пеленках на заднее сиденье и делал несколько кругов по кварталу. Сразу засыпала. Хотелось бы верить, что от ритмических усыпляющих потряхиваний на выбоинах, а не от бензиновых испарений.

Потом я познакомился с чешкой («Коda-120L»). Сегодня я знаю, что из всего чешского только манекенщицы прекрасны. А тогда, в 1984 году, мне казалось, что чешские автомобили тоже ничего. Тем более в экспортном варианте, купленные в «Певексе», [7]за доллары. Когда в те времена люди платили доллары в «Певексе» за машину, а не за кафель, обои или детское питание, то даже «Koda-120L» должна была казаться любовью. С ней у меня не было связано никаких особых переживаний. Во всяком случае, наши переживания никогда не совпадали. Она всегда опаздывала. Того же мнения и большинство мужчин…

Потом в Польше случилось нечто небывалое (вторая половина восьмидесятых прошлого века). Самой востребованной жидкостью у мужчин стал бензин. Карточки на водку меняли на карточки на бензин. А дома гнали самогон. Всех, у кого машина работала на дизтопливе, искренне ненавидели на автозаправках. Такой клиент не давал сверху и не приезжал в два часа ночи с отчаянной надеждой заправиться. Он мог, как тракторист, заливать сколько хотел. Мне противны взятки. Водка тоже. Я без памяти влюбился в «Daihatsu Charade». Впервые я прикоснулся к ней в Копенгагене. Она была прекрасна. Пахла малиновым шампунем. И была удивительно стройной. За привоз машины из-за границы надо было платить пошлину, которую тогда рассчитывали по весу (sic!) машины. Моя «DC» (Диси) была и худенькой и дизелем, и в день я мог залить в нее сколько хотел, как те трактористы. Но не только за это я любил ее. Мы проехали вместе более 140 тысяч километров. Масса воспоминаний. Наши поездки из Торуни в Варшаву — там я делал кандидатскую. Серые часы ожидания на еще более мрачных границах с ГДР. Мы с ней вместе вывезли почти все мое имущество из Польши во Франкфурт-на-Майне и с нескрываемым наслаждением вместе распрощались с ГДР на карте мира и на нашем пути. Мне ни разу не случилось купить для нее что-нибудь красивое. Хоть я и обожал тратить деньги на женщин, имеющих для меня значение. Даже не обул ее в зимнюю резину, но все равно знаю: она простила мне это.

Потом была «Toyota Сатгу», «Combi» (Тиси). Тоже из «Певекса». После моей малютки Диси огромная Тиси была подобна женщине с Марса, а не с Венеры. Сильная, мощная, как валькирия с огромной силиконовой грудью из какой-то японской компьютерной игры. Когда мне начинало казаться, что мы с ней совпали по частоте, она без предупреждения включала турбо. Когда ускорение появляется (по мнению мужчин) слишком поздно, у них возникает щекотливая проблема. Два раза ее хотели у меня угнать, и оба раза она им не далась. Хранила мне верность. Милиционеры из транспортного управления сказали мне, что такое счастье не может длиться вечно. Слишком привлекательная, чтобы проводить ночь в одиночестве. Я уступил ее другому. Все время в черном списке. Он обещал мне, что в темное время будет держать ее в гараже. Не знаю, сдержал ли слово. Мы расстались окончательно, но я никогда не забывал ее.

Потом была Германия. Там много искушения и мало чувства. Там субботы начинаются отнюдь не вожделенной негой в постели. В Германии субботы начинаются с мытья машины. Не моют только студенты, психически больные и коммунисты. Не принадлежа ни к одной из этих групп, я чувствовал себя изгоем. Хотя что касается психически больных, не поручусь. Как знать…

Внимательно просматриваю записную книжку. Зеленая «BMW-525i», серебристая «BMW-525i Combi». Потом первая измена с эротичным «мерседесом» «ML-230, SUV» (Хельга). Огромная и тяжелая, как рубенсовские женщины, и медлительная, как галапагосские черепахи. Мы нравились друг другу, но о чем-то большем и речи быть не могло. Наверное, Хельга ездит сейчас где-то по дорогам Африки. В Африке время течет значительно медленнее, даже я это понимаю.

«Mercedes С Klasse Kombi» (Цецилия) была ошибкой. Она была очень красивой. Факт. Но чем дольше я живу на свете, тем меньшее значение имеет для меня красота. Самое главное в союзе двух — диалог. Нам нечего было сказать друг другу, кроме моих претензий, что она меня постоянно подводит. Я постепенно проникался пониманием, что в колком анекдоте о водителях «мерседесов» много правды: «Почему водители «мерседесов» не приветствуют друг друга по дороге на работу? — Нет необходимости. Они уже виделись утром в мастерской…» Такие анекдоты (на тему «мерседеса») распространяет патологически завистливая — всегда — «BMW». Может, и так. Но в случае Цецилии все здесь — чистая правда.

Потом я провел солнечный весенний уик-энд в Стокгольме. По возвращении все шведское казалось мне супер. У мужчин весной такое случается. Они опьянены и безбожно путают гормоны с Гомером. Даже те, кто никогда не слышал о Гомере. Но в ту весну я был прав. «Volvo-V50» (Виктория) была супер.

Достойная, чувственная, интеллигентная, рассудительная, впечатлительная и скромная. С ней я убедился в том, что это женщина выбирает мужчину, который ее выбирает. С ней я чувствовал себя уверенным и удовлетворенным. Я не желал никакой другой. Я разговаривал с ней по-английски. Она не любила немецкого и ненавидела немок. Меня лишил ее какой-то идиотский, закомплексованный, недомытый, побитый со всех сторон, не доведенный до ума немецкий «Opel Astra» на перекрестке под Франкфуртом. Якобы не заметил, что для нас с ней был зеленый свет. Она сделала все, чтобы отвести от меня беду. До сих пор вспоминаю мягкость ее подушек и до сих пор скучаю по ней.