Американский пирог - Майкл Ли Уэст Страница 60

Так я чудом спаслась от верной гибели. Однако это лишь увеличило мои шансы угодить в новую передрягу. На мой взгляд, каждому человеку отведен определенный запас удачи, и как только он исчерпывается, беды идут одна за другой.

В какой-то момент Джо-Нелл сильно увлеклась «Розовой леди» — напитком, а не волонтершей при больнице.

— Если хорошенько подумать, — говорила она мне, силясь не рыгнуть, — ничего удивительного, что мы выросли такими какие есть: жизнь у нас была не из легких.

Я от души с ней согласилась.

— Мужики либо умирают, — говорила она, — либо бросают нас.

— А еще они насилуют, грабят и избивают женщин, — ввернула я.

— Да я же не об этом. — Она отхлебнула своей настойки и перемазала губы розовым. — Папа помер, и я его даже не помню. А Уайатт бросил нас.

— И тоже помер, — напомнила я.

— Не думаю, что его гадкая смерть хоть как-то связана с уходом от нас.

— А я думаю, связана.

— Да нет, просто ему не повезло.

— То была Божья воля.

— Но Бога нет.

— Джо-Нелл! — Я огляделась вокруг, словно Господь мог притаиться в уголке и, укоризненно качая головой, слушать нашу болтовню. Взяла бутылку и налила себе рюмочку. Мне нравился вкус «Розовой леди», и к тому же, слава богу, напиток назывался «Леди», а не «Джентльмен». В противном случае я бы к нему и не притронулась. Джо-Нелл в восторге от этих негодников, но я не нахожу в них ничего хорошего.

— Многие знаменитые повара — мужчины, — заявила Джо-Нелл, словно читая мои мысли. — Их то и дело показывают по ТВ: они вечно что-то шинкуют, взбивают, жарят, пассеруют. Кулинария вовсе не женское занятие, как считают многие, в ней столько агрессии.

— Но рожают-то женщины, — возразила я.

— Женщины, да только не мы. — Она осушила свой бокал и уставилась на остатки пены.

— И все же мы относимся к рожающей половине человечества.

Джо-Нелл было нечем крыть: ни один мужчина еще не родил на свет ребеночка. Так что на сей раз победа в споре была за мной, и это радовало. Чем больше я пила, тем больше мне хотелось жить в чисто женском городе. Проезжая по нему, я бы смотрела, как дамы в смешных садовых шляпах подвязывают помидоры, как в июле они готовят кукурузный соус, в августе — виноградный джем, а в сентябре — фруктово-овощные приправы. Круглый год, даже в дождь и ветер, они бы развешивали белье на веревках в саду, подметали бы дом, месили бы тесто, чистили и резали овощи. Иногда бы они ложились отдыхать ногами кверху и читали газетку, а пятифунтовый цыпленок с гарниром из овощей медленно подрумянивался бы в духовке. Среди этих женщин я бы жила как равная среди равных, как маленький, но незаменимый ингредиент в большом пироге.

В понедельник вечером ударил мороз, и Элинор перепугалась, что у нас замерзнут все трубы. Пока они с Минервой ходили по дому и включали водопроводные краны, я сидела в гостиной и смотрела, как Дэвид Лэттерман кокетничает со своей постоянной гостьей Сарой Джессикой Паркер. В голове все вертелся рассказ Джо-Нелл. Два дня назад Джексон пришел к ней в палату и расспрашивал обо мне.

— Обо мне? — переспросила я и неожиданно для самой себя почувствовала, что жутко рада.

Когда он позвонил в следующий раз, я пригласила его на испеченный Элинор кофейный торт с карамелью. Потом он сводил меня в кинотеатр «Принцесса» на новый и довольно забавный фильм о вампирах. Я постоянно твердила себе, что не делаю ничего дурного. Когда зазвонил телефон, я подскочила с места и полетела на кухню прямо в носках. Успела к третьему звонку.

— Фредди! — Услышав голос Сэма, я была несколько разочарована. До этой самой минуты мне и в голову не приходило, что я, оказывается, жду звонка Джексона. Затем, практически мгновенно, меня захлестнуло чувство вины. Я же замужняя женщина и не вправе мечтать о каком-то другом мужчине.

— Привет, — ответила я, стараясь говорить как можно радостнее.

— У тебя уже появился акцент!

— Разве?

— Может, это заразно, — рассмеялся он, — как думаешь?

— Возможно. — Внезапно я увидела его словно воочию: в поношенной футболке из «Хард-рок кафе» и обрезанных джинсах. Штанины болтались вокруг его босых ног, а с пяток облезала кожа.

— Да нет, ты замечательно звучишь, — продолжал он, — я соскучился.

— А откуда ты звонишь? — Я заткнула одно ухо. — Где это так орет музыка?

— В «Магдалене».

— А почему ты не в «Мирабель»?

— Да как-то занесло сюда. А потом, мне жутко захотелось услышать твой голос.

— А. — Я представила, как он стоит у старинного черного аппарата рядом с потрескавшейся цементной стеной. Краска оттенка соуса карри местами отслоилась; рядом с телефоном на ней нацарапаны номера и испанские граффити. Я представила себе длинный замызганный прилавок в кафе и шаткие деревянные стульчики. И тут послышался женский смех, пронзительный, как стрекотание бурундука.

— Как дела у Нины? — спросила я и чуть затаила дыхание.

— Отлично.

— Передай ей привет.

— Тебе привет от Фредди, — крикнул он в сторону. Затем, снова в трубку, сообщил: —Тебе от нее тоже привет. Мы зашли сюда перекусить.

— Помнится, вы с ней уже ужинали пару дней назад.

— Ага.

— И как все прошло?

— Нормально.

— Что заказывали?

— В смысле?

— Ну, что вы ели? Какие блюда заказали?

— Ой, ну ты же знаешь здешнее меню — сущий кошмар для вегетарианца, — простонал он, — но атмосфера здесь классная. Я ограничился рисом, а Нина слопала морское ушко, маринованное в текиле.

— Я бы заказала то же самое. — Теперь, полакомившись с Джексоном настоящей южной жареной форелью, я могла быть благосклонной к Сэму, который шиковал в захудалом мексиканском кафе.

— Мне показалось, что в рисе многовато кориандра, но все остальные заказали добавку.

— Все остальные?

— А я не сказал, что с нами ребята из морского музея? Человек семь, если не ошибаюсь.

— Похоже, у вас там весело. — Я зажмурила глаза.

— Да, с ними не соскучишься. Так как там твоя сестра?

— Поправляется. Ее перевели из реанимации на обычное ортопедическое отделение. Учится пользоваться ходунками.

— То есть почти порядок?

— Ну, в общем, да. Вот только с докторами кокетничает как скаженная.

— «Скаженная»?! — рассмеялся Сэм. — Это что, словечко южных панков?

— Не знаю.

Мы помолчали, и до меня доносились лишь помехи, похожие на шелест целлофана.