Лонгборн. "Гордость и предубеждение". Из жизни слуг - Джо Бейкер Страница 61

– Вы человек совсем молодой, – заговорил Джеймс. – Необстрелянный, даже сапоги еще не разношены. Я вас не боюсь.

Уикхем потер подбородок, высоко поднял брови, как бы говоря: неужели? Вернувшись к напиткам, он наполнил свой бокал, налил второй и протянул его Джеймсу. Джеймс только посмотрел, но не взял.

– Да будет тебе, бери. От солдата солдату.

Джеймс кивнул. Он наблюдал, как его рука поднимается, чувствовал, как защипало разбитые костяшки, когда пальцы обхватили бокал, видел, как бокал поднимается к губам. Сделал глоток, ему обожгло рот. Виски. Он поставил бокал на столик рядом с графином. Рука дрогнула, и бокал громко звякнул о столешницу. Пути назад не было.

– У вас нет доказательств, – сделал он попытку. – Вам никто не поверит.

Уикхем пожал плечами:

– Мне не составит труда разыскать свидетельство о приведении тебя к присяге. Обращусь к мировому судье, чтобы удостоверить подлинность. Но отчего-то я уверен, что не сумею найти бумаг на увольнение, а? Надо бы заняться и поискать их. Но я по натуре создание беспечное, усердно трудиться мне не хочется, так что, думаю, я и не стану этого делать. Достаточно будет упомянуть об этом вначале мистеру Беннету, а потом моему полковнику. Вскользь, в разговоре. Упомяну сначала о своих подозрениях и о том, что случилось здесь. Этого хватит с лихвой, ты, надеюсь, это понимаешь? Мне не придется даже пальцем пошевелить.

Первым делом надо оградить от этого старика.

– Мистер Беннет…

– О, мистер Беннет обязательно должен узнать, как ты считаешь? О тебе. Он доверял тебе и должен знать, что ты замыслил. Обокрал горничную, поднял руку на джентльмена… – Уикхем подлил себе виски, внимательно оглядел бокал. Вдруг он резко поднял голову и уставил на Джеймса светлые глаза. – Дезертировал из армии. И это самое главное. В военное время.

Это должно было случиться, опасность всегда шла за ним по пятам. А он расслабился, размяк в тепле, стал беспечным, и она подкралась и вонзила зубы ему в шею.

– Так что, полагаю, самое лучшее для тебя – бежать отсюда со всех ног.

Из салона донесся шум, взрыв смеха, огоньки свечей затрепетали, разгорелись ярче. А как же Сара? Джеймс встал и пошел к двери.

– А иначе тебя вздернут, так и знай, только попадись им в руки. Или запорют, снимут шкуру напрочь.

В коридоре свечи в канделябрах горели ровно. Пусто, только угловатые тени кругом. Где же она?

Уикхем крикнул ему вслед:

– Они тебя колесуют, приятель! Колесуют, черт подери!

Джеймс на ощупь двигался по коридору, ведя рукой по стенным панелям. Он доковылял до кухни; огонь прогорел, в очаге тлели угли, рядом прикорнул чужой слуга.

Господи, Сара! Где же она?

Он вышел, пересек конюшенный двор. У себя на чердаке побросал пожитки – книги, белье, свернутое одеяло – в потертый дорожный мешок, поверх раковин. Надел куртку, подаренную мистером Беннетом, забросил на плечо мешок и нырнул в темноту. Тихо, незаметно крался он вдоль стены дома.

В окне гостиной он увидел ее и остановился как вкопанный. Там, в доме, Сара ловко, как мышка, скользила между людьми и мебелью. Он залюбовался, как легко движется ее стройная фигура среди нарядных платьев и алых мундиров, мимо пышногрудых девиц, дородных дам, джентльменов с торчащими животами. Он смотрел, как она наполняет бокал одному гостю, предлагает подлить другому, но тот пухлой рукой прикрывает бокал и крутит завитой головой. Вот она повернула обратно и подошла к окну. Бледная, вид у нее усталый, глаза блестят. Джеймсу до боли захотелось обнять ее.

Сара помедлила, поставила графин на столик и приблизилась к самому окну.

Как же она близко.

«Если она меня увидит, – загадал Джеймс, – я поманю ее. Она незаметно выбежит и окажется здесь, со мной. Я все расскажу, стану умолять простить и понять меня. Я попрощаюсь, и тогда мне будет чуть-чуть легче оставить ее».

Но Сара из переполненной гостиной увидела в стекле лишь отражение комнаты: толпящихся гостей, сутолоку нарядов и тел, окрашенные вином зубы и болезненно белые лица, тесно стоящую мебель. Поэтому она протянула руку и задернула гардины.

Плотная ткань скрыла Сару от его глаз.

Джеймс остался стоять во внезапно упавшем мраке. Он вздохнул, поправил мешок на плече и тронулся в путь.

Лидия отправлялась в Меритон с миссис Форстер в ее экипаже, чтобы завтра с утра пуститься в путь вместе с полком. Проводы получились скорее шумными, нежели трогательными. В суматохе разъезда гостей отсутствие Джеймса осталось незамеченным. Лакеи Форстеров подкатили карету, миссис Хилл и Сара подавали гостям плащи, накидки и шляпы. Когда все стихло: отбыли верхом офицеры, скрылась, громыхая, карета Форстеров, – Сара устало потерла глаза. Вот и все, думала она, офицеры уехали, Джеймс теперь в безопасности, и Полли тоже, наконец-то их оставят в покое.

– Где Джеймс? – громко осведомилась миссис Хилл, когда они вернулись в пустую кухню.

Сара широко зевнула:

– Наверное, пошел спать, миссис. Время-то за полночь.

Сару разбудил крик петуха. Она полежала, нежась в теплой уютной постели, зная, что рядом с ней спокойно спит Полли. Потом выпростала ноги из-под одеяла, натянула чулки и ополоснула лицо.

Сбежав по лестнице, она на ходу заправила волосы под чепец и, оглянувшись, улыбнулась миссис Хилл, которая бодро спускалась за ней следом. Обе они испытывали тот особый подъем, ту радость, какая рождается в предвкушении погожего дня или от сознания выстраданного тайного счастья, от ожидания, что теперь все повернется к лучшему.

На кухне было тихо. Огонь в плите не разведен. Сняв с крючка передник, Сара машинально надела его, спустилась в судомойню, опоясалась тесемками и завязала их спереди. Бак для воды – тусклый, незапотевший – был пуст, она увидела это издали и все же подошла, сунула руку внутрь, пощупала пальцами пустоту. Постояла. Послушала. Тихо, только воркует лесной голубь да возится на кухне миссис Хилл.

Нет!

Сара пробежала через кухню и распахнула дверь во двор. Было прохладное золотое утро, снова заворковал голубь, запел дрозд. Лошадь в стойле ударила копытом. Что-то скрипнуло. Но никаких звуков, выдающих присутствие человека.

Она бросилась бежать, цокая по мощеному двору подковками башмаков.

Миссис Хилл, стоя в дверном проеме, смотрела девушке вслед. Она видела, как развевается на бегу Сарина юбка, как чепец, свалившись с головы, остался лежать на камнях, белый, будто шампиньон среди поля. Полли вприпрыжку скатилась по боковой лестнице, тихонько мурлыча что-то себе под нос, и смолкла, заметив распахнутую настежь дверь и застывшую в проеме миссис Хилл.

Сара добежала до конюшни, влетела внутрь, в полумрак. Потревоженные лошади тихонько ржали, переступая в стойлах.

Миссис Хилл, недоуменно помаргивая, вышла во двор. Полли за ней следом: