Лонгборн. "Гордость и предубеждение". Из жизни слуг - Джо Бейкер Страница 63

Миссис Хилл знала, что у нее никогда больше не будет детей. Миссис Беннет, напротив, начав производить их на свет, казалось, не могла остановиться.

Первая ее беременность была нескончаемо долгой. Миссис Беннет раздалась, отяжелела и была этим недовольна. Живая, привыкшая к постоянным балам и увеселениям, она теперь целыми днями лежала на диване в своей комнате. Вечерами она дремала у камина, а мистер Беннет поглядывал на нее с любовью и заботой да подсовывал иногда подушку под прелестную, падающую набок головку.

Роды были долгими, трудными, кровавыми и вымотали всех.

Наконец повитуха обмыла дитя, завернула и уложила в колыбель, а миссис Хилл приставили качать ее, пока из деревни не прибудет кормилица. В умывальном тазу возле кровати лежал темный, скользкий, похожий на сырую печенку послед. Миссис Беннет была бледна как мел и только тихонько стонала, пока повитуха мыла ее и подкладывала корпию. Никогда еще миссис Хилл не приходилось видеть женщин в таком плачевном состоянии. Молодая мать будто отказывалась понять, как собственное тело могло столь безжалостно предать ее, истерзав невыносимой болью.

Зато ребенок чувствовал себя как нельзя лучше. Миссис Хилл смотрела на него как зачарованная. Это была девочка, пухлый комочек с мягкими рыжеватыми волосиками и крошечными неровными ноготками, похожими на речные жемчужинки. Вскоре пришла женщина из деревни, о чем-то невнятно переговорила с повитухой, распустила лиф и подхватила на руки младенца. Усевшись на низкую скамеечку, она приподняла косынку и приложила дитя к груди.

Повитуха унесла умывальный таз, прикрыв полотенцем. Миссис Хилл сменила простыни, помогла миссис Беннет лечь поудобнее и подоткнула одеяло.

Миссис Беннет хрипло прошептала:

– Это всегда так ужасно?

Миссис Хилл поколебалась:

– Я не знаю…

Молодая женщина качнула головой, не отрывая ее от подушки:

– Больше никогда. Как бы он ни умолял, больше этого не будет, никогда. Ни за какие бриллианты.

Однако через три месяца, пока младенец с кормилицей были в деревне, миссис Беннет после утреннего чая затошнило. Она стояла, наклонившись над умывальником, а миссис Хилл придерживала ее волосы, а потом отмывала с мрамора потеки желчи и слюны.

Если бы миссис Беннет разрешилась своим мальчиком благополучно, он стал бы младшим братом малютки Джейн и старшим братом для остальных деток. Впрочем, остальных могло бы и не быть, ведь один крепкий младенец мужского пола – вот и все, что требовалось.

Он был бы чудесным малюткой, забавным карапузом, а потом озорным мальчуганом. Его ждал бы отъезд в закрытую школу, а сестрам тем временем пришлось бы, сидя дома, шить для него сорочки. Он появлялся бы на Рождество, Пасху и на все лето, проказничал, не зная удержу, весь в царапинах и ссадинах, и был бы, разумеется, общим любимцем и баловнем. Повзрослев, отправился бы в один из университетов, и ему сходили бы с рук все шалости, проделки и проступки, без которых немыслимо обучение джентльменов. Он, несомненно, приобрел бы нужные знакомства, а мимоходом и степень бакалавра. А потом жил бы в свое удовольствие, влезая в долги и ожидая наследства.

Но миссис Беннет не обрела своего мальчика, случилось горе – преждевременные роды. У этого горя было по пять пальчиков на руках и ногах и прекрасные темные реснички, но глаза так и не открылись. Горе казалось нормальным во всех отношениях ребенком, разве что очень уж маленьким, синим и слишком быстро остывшим, поскольку согревался он лишь теплом материнского тела. Малютка не успел сделать ни единого вдоха.

Миссис Хилл, которую стремительные схватки и открывшееся кровотечение захватили, как и ее госпожу, врасплох, пришлось самой принимать у хозяйки роды. Едва взяв в руки крохотное, не тяжелее котенка тельце с кожицей прозрачной, как снятое молоко, она поняла: не жилец. Он появился слишком рано.

Она завернула его и отложила в сторону, на покрывало. Хозяйка осталась лежать, съежившись, на ковре рядом с кроватью, обеими руками закрывая лицо. Миссис Хилл обнимала рыдающую миссис Беннет, а когда пришел врач, не отходила от нее во время осмотра и всех медицинских экзекуций. Она была рядом и после, когда наступил период слабости и хандры. Это она протянула хозяйке первые три капли опийной настойки и первые полстаканчика сердечного галаадского бальзама. И она же поддерживала голову миссис Беннет очередные три месяца спустя, когда та начала по ночам вскакивать в одной сорочке и давиться слюной над умывальником. С каждым разом недомогание ее становилось все тяжелее.

– Я не знаю, как мне все это выдержать, Хилл, просто не представляю…

Время от времени миссис Хилл получала весточку о ее мальчике. Его звали Джеймс Смит – фермер с женой выдали его за осиротевшего сына двоюродной сестры. О нем хорошо заботятся, уверял мистер Беннет, который ездил на ферму, чтобы заплатить за заботы и навестить мальчонку. Все держалось в строжайшем секрете, но у жены фермера стали появляться обновки получше, чем у ее соседок, в доме чаще, чем положено, водился сахар и приличный чай. Соседи наверняка что-то заподозрили, миссис Хилл в этом не сомневалась: соседи всегда примечают такие вещи. Они все заметят, и пойдут разговоры.

Вернувшись из поездки, мистер Беннет вызывал миссис Хилл колокольчиком, и она шла в библиотеку, чтобы услышать отчет хозяина о том, что мальчик здоров, вытянулся и прибавляет в весе. Она кивала и не плакала, но темное море внутри колыхалось и волновалось. Вот и хорошо, говорила она себе, выходя из библиотеки и возвращаясь вниз, на кухню. Пусть уж он лучше растет на свежем воздухе, на молоке и ходит в воскресную школу, иначе оказался бы в работном доме или нищенствовал и скитался по дорогам, ведь она-то ничего другого не сумела бы ему дать. И что бы она ни делала и ни говорила, как бы ни молила и ни угрожала, мистер Беннет не предложил бы ей ничего лучшего. Он ни единого разу, даже когда только узнал о ее затруднении, не рассматривал возможности их брака.

Семейство продолжало расти, девочка рождалась за девочкой, и каждая последующая причиняла все больше хлопот. Годовалая Лидия уже носилась по всему дому неугомонным шариком, а ее старшая сестренка Китти все еще не могла научиться пользоваться горшком. Миссис Хилл, измученная и похожая на тень, завела речь о том, что хорошо бы взять девочку из приюта – в горничные. В конце концов, это даже помогло бы сэкономить – не пришлось бы приглашать для стирки деревенскую женщину. Миссис Хилл подыскала сиротку, девочку-худышку лет шести, прошептавшую, что ее зовут Сара. Девочка прожила в работном доме целых шесть месяцев, а это означало, что она наверняка не заражена тифом, унесшим жизни ее родителей и брата. У миссис Хилл ныло сердце от жалости к этой малютке с глазами вполлица – да нет, больше к родителям, чем к самой девочке: как, должно быть, они ужасались при мысли, что дочь останется совсем одна! Ради них и ради девочки миссис Хилл решила, что полюбит ее. И полюбила, насколько это теперь было ей по силам.

А однажды мистер Беннет вызвал миссис Хилл в библиотеку, и она не увидела привычного выражения спокойствия на его лице, оно будто окаменело. Он даже не поднял на нее взгляда.