Здесь и сейчас - Лидия Ульянова Страница 64

Я действительно оказалась никому не нужна. Да это было и кстати – ступив на землю, я словно одурела в стремлении сразу впитать в себя дух Петербурга, да побольше. Мнилось, что, выйдя из здания аэровокзала, я моментально окажусь на берегу Невы или на Невском проспекте, погружусь в потрясающую атмосферу города, который я знала, как свои пять пальцев, совершенно не зная его. Но все вышло по-другому. Нас встретило неуютное, пронизанное всеми ветрами заснеженное поле, плохо вычищенное шоссе, заваленное по бокам горами грязного снега, поток немытых машин, несущихся мимо невзрачных нежилых построек. В Петербурге было ужасно холодно, так что я еле сдержалась, чтобы не испортить укладку, напялив вязаную шапочку. Просто замотала повыше шарф и поскорей нырнула в машину.

– Простите, Таня, – по-русски обратился ко мне господин Моисеенко, – мы совсем оставили вас без внимания. Что поделаешь, мы давно не виделись с Клаусом. Кстати, вы можете называть меня просто Павлом.

Я поймала в зеркале заднего вида его взгляд и молча улыбнулась. Мне не хватало уверенности, чтобы начать беседу с носителем языка. Это ведь не Наташа.

– Разочарованы? – За окном промелькнул автосалон, ничем не отличающийся от подобных на моей родине. Он угадал мои мысли. Должно быть, по унылому лицу. – Потерпите чуток, мы выезжаем на Московский проспект. Тут тоже мало интересного, но поживее…

Я увидела первую достопримечательность – памятник каким-то людям, увенчанный высоченной колонной. Я поинтересовалась.

– Это монумент в честь победы нашего народа в Великой Отечественной войне. – И поправился, чтобы мне было понятнее: – Во Второй мировой.

Я испытала неловкость: всем понятно кто с кем тогда воевал. Мы, немцы, до сих пор храним чувство вины за события тех лет.

Видимо, Павел тоже понял двусмысленность ситуации, потому что преувеличенно бодро перевел разговор:

– Я сейчас отвезу вас в гостиницу, вы оставите вещи, и поедем ко мне. Моя жена приготовила праздничный обед.

Я отдавала себе отчет в том, что не имею к данному торжеству ни малейшего отношения и удостоена приглашения только в качестве бесплатного приложения к Амелунгу. Да мне и не хотелось туда. Конечно, это была блестящая возможность оказаться в русской семье, посмотреть житье-бытье, поговорить, но мне не хотелось. Может быть, когда-нибудь в другой раз, не сейчас. Я вежливо отказалась, сославшись на усталость и головную боль, меня никто особенно не уговаривал. Прислонив голову к стеклу, я закрыла глаза.

Они о чем-то разговаривали между собой, мне не мешало – я не понимала ни слова.

– Таня, – тихо позвал меня спереди Павел.

Я сделала вид, что сплю.

– Таня! – вторил ему Амелунг. Ладно, в конце концов, я как бы на службе. Мои глаза открылись.

И тут произошло это. Прямо на глазах улица раздвинулась, дома расступились, и автомобиль вылетел на площадь. Конная статуя императора, Исаакиевский собор, «Астория» окружили меня, закружившись в величественном хороводе. Мне даже не нужно было сообщать названия этих достопримечательностей – я узнала их, не видя прежде. Я во все стороны завертела головой, пытаясь рассмотреть, но уловила лишь общие контуры, мы ехали дальше. Прямо простиралась скованная льдом, закованная в гранит Нева. От избытка впечатлений я тоненько пискнула, и мои спутники рассмеялись. Доктор что-то тихо сказал Павлу, тот утвердительно качнул головой, машина повернула, замедлила ход и остановилась.

– Таня, выходите, – скомандовал Моисеенко, заглушая двигатель.

– Что, уже приехали? – Я не видела ничего напоминающего отель, пусть и самый маленький.

– Нет, но просто можно выйти и немного постоять. Вам ведь хочется? – Он был преисполнен внутренней гордости за свой город. Это было заметно невооруженным глазом. И бальзамом на сердце стала моя реакция. – Клаус говорит, что у вас особое отношение к нашему городу, это так?

Слишком долго было объяснять, да и ни к чему. Я просто кивнула и вышла из машины.

На площади у еще одного конного памятника императору отчего-то прогуливались несколько свадебных пар в окружении гостей. Неистовый холод не пугал оголенных невест, чуть прикрытых мехами, они несли охапки цветов к подножию монумента.

– Здесь недалеко свадебный дворец, – пояснил Павел. – У нас считается хорошей приметой, когда жених и невеста идут сюда после регистрации.

– Я знаю, – ответила я. Почему-то я это знала.

Я пожалела, что оказалась без цветов. А впрочем, я не невеста.

Повернувшись к Неве, я ощутила, как в лицо ударил порыв обжигающего, ледяного ветра. Руки свело холодом. О том, чтобы фотографировать сейчас, не было речи, пальцы не слушались. Но ощущение, тем не менее, было непередаваемым. Город раскинулся вширь, вольготно и смело, выставив напоказ все свое великолепие. Он был разрезан рекой, соединен пунктирами мостов, и в этом городе чудесно пахло водой – тот запах, что я так люблю.

Мужчины мужественно мерзли в ожидании, пока я наслажусь панорамой. Павел благородно молчал, не пускаясь в объяснения, он понимал, что мне сейчас это не нужно.

Окончательно продрогнув, я повернулась к спутникам, тут же поспешившим затащить меня обратно в автомобиль. Павел, похоже, сделал крюк, чтобы прокатить меня по городу, прежде чем мы остановились у отеля. Отель был тезкой города и располагался в удачном месте с видом на Неву. Из наших двух номеров только один имел панорамный вид и был предназначен для доктора Амелунга, но Клаус щедро уступил его мне, поселившись в номере с видом во двор. Первым делом я позвонила Оливеру, рассказала, как долетела, поинтересовалась настроением. Сын даже не думал скучать, он жил своей жизнью, наполненной важными событиями, на фоне которых материнский отъезд всего лишь досадно нарушал некоторый ее уклад. Только сообщил мне, что Гюнтер плохо себя чувствует и брюзжит.

До самого вечера я стояла у окна, пробуя найти знакомые черты. И мне казалось, что я их нашла. За окном повалил густой снег, очертания города на другом берегу размазались, стали нечеткими, и это только больше притягивало меня, словно возвращало в состояние сна. Умом понимая, что необходимо разобрать вещи, сходить перекусить, я как будто приклеилась к стеклу.

– Таня, зря вы не поехали. – После уверенного стука в дверь на пороге моего номера вырос довольный Клаус Амелунг. – Было ужасно вкусно, я объелся, как удав. Русская кухня – это что-то! А вы, я так полагаю, ничего не ели, да?

Доктор, как мне показалось, был немного нетрезв, и это состояние удивительно ему шло. Но говорить об этом я не стала – могло получиться двусмысленно после моей памятной алкогольной выходки. Еще решит, что я сама пропойца и поощряю себе подобных.

– Я вам привез с собой, вот, жена Павла передала пакет. Это, так сказать, ваш ужин. Только не вздумайте отказываться и ешьте, пока оно еще теплое.

Пакет от жены был размером с хорошую подушку и вмещал множество разномастных пластиковых контейнеров со всякой снедью. Клаус нырял в пакет рукой и, словно фокусник, выуживал оттуда новые и новые коробочки, расставляя в ряд на столе, снимая крышки.