Клуб ракалий - Джонатан Коу Страница 65

Молчание. Шум от движения машин. Шуршит чей-то бумажный носовой платок: Б. А.? К. К?

Б. А. Ваша сестра мертва. Вот что я думаю.

К. Н. Я выключу магнитофон.

Когда бы Бенжамен ни приходил в церковь, а приходил он в нее каждую неделю, когда бы ни молился, а молился он каждую ночь, — он просил у Бога одного и того же: прервать его разлуку с Сисили. Однако молитвы эти оставались неуслышанными. Он был обречен на отлучение — такое же полное, казалось, как то, от которого страдал в прежние дни, когда Сисили с ним еще и не разговаривала.

Вера подвела Бенжамена, и он стал искать утешения в искусстве. Он начал сочинять цикл стихов, который назвал «В твое отсутствие», но отступился, написав лишь девять строк сонета и половину хокку. Затем вернулся к роману, надумав передать историю своих недавних отношений с Сисили в отступлении — насыщенной грубой иронией главе, которая обратила бы его боль и одиночество в высокую комедию. Но и роман он забросил, написав всего два абзаца. Задуманный им струнный квартет не продвинулся дальше названия и посвящения, начертанных на верхнем в стопе нотной бумаги листе. У него имелись полученные из вторых-третьих рук сведения о том, что любовь Сисили и Стаббса продлилась всего несколько недель, однако попыток вступить с Бенжаменом хоть в какие-то отношения Сисили не предпринимала. Бенжамен знал также, что она покинула пост секретаря Театрального общества, но не знал — почему. При встречах в коридорах школы Сисили неизменно здоровалась с ним, и достаточно дружелюбно. Они помахивали друг дружке руками со своих — противоположных — автобусных остановок. Ясно было, однако, что возврата к близости, которой они столь недолго наслаждались в первые несколько недель пасхального терма, не предвидится. Единственным сувениром, какой остался у Бенжамена от этого экстатического, похожего на сон эпизода, был потайной ящик в самом низу стенного шкафа его спальни — вернее, лежавший в ящике пластиковый пакет, заполненный светлыми волосами.

Между тем соперничество между Ричардсом и Калпеппером все усиливалось. Ко времени ежегодного Дня спорта, пришедшегося в 1977-м на начало июля, оно стало настолько явственным и вызвало в школе такой интерес, что редакционная коллегия «Доски» решила махнуть рукой на свою коллективную неприязнь к освещению спортивных событий и послать кого-нибудь понаблюдать за тем, как соперники сойдутся в схватке на беговой дорожке. Выполнение этой задачи согласился взять на себя Филип, который и появился в раздевалке спортивного павильона за пятнадцать минут до начала первого забега (четыреста метров).

Он застал там Калпеппера, энергично выполнявшего на бетонном полу приседания, и Ричардса, рывшегося — с лицом, на котором все отчетливее читалась паника, — в своей спортивной сумке.

— Что случилось, Стив? — спросил Филип.

— Талисман потерял, — пояснил Калпеппер, перестав на время натужно отдуваться. — Ты же знаешь — туземцы они туземцы и сеть. Суеверны до чертиков. У него там валялся языческий амулет, который полагается трижды целовать перед каждым забегом, или еще что-то в этом роде.

— Это медаль с изображением святого Христофора, дрочила, — сказал Стив. — Такая же христианская, как и все прочие. И минуту назад она была здесь.

— Ну да, а сейчас ты, надо полагать, обвинишь меня в воровстве.

— Если в дело замешан ты, меня ничто не удивит, — пробормотал Стив.

Филип лихорадочно застрочил в записной книжке: «…в атмосфере, насыщенной потом и раздражением… обмен взаимными обвинениями происходит еще до начала забегов… Ричардс уже пребывает в положении психологически невыгодном…»

Маленький кудрявый первоклассник по имени Ивз, приоткрыв дверь, сообщил:

— Мистер Уоррен говорит, что у вас осталось пять минут.

Стив так и продолжал толковать о медали, даже когда бегуны уже выстроились на стартовой линии.

— Дело не в суеверии, — твердил он. — Просто она дорога мне. Это подарок от Валери.

— Я думал, вы с ней расстались, — сказал Филип.

— Вот потому она для меня и важна. Единственный ее подарок.

— Ничего, найдется.

Стива его слова не убедили, он по-прежнему подозрительно и злобно посматривал на Калпеппера, замершего бок о бок с ним на беговой дорожке. Стив выступал за факультет «Астелл», Калпеппер — за «Рансом», однако все понимали, что соперничество между самими факультетами особого значения не имеет. Каждый год, под конец Дня спорта, тому, кто показал себя за последние три терма самым выдающимся спортсменом школы, вручали серебряный кубок, после чего этот спортсмен получал титул «Victor Ludorum». [43]Именно этой чести и жаждали с таким пылом Стив и Калпеппер. Серьезными претендентами на нее только они и были.

Перед самым началом забега Филип забрался на травянистый откос, с которого хорошо были видны — поверх голов болельщиков — беговые дорожки. Он перелистнул страницу записной книжки, собираясь начать с чистой, и, увидев то, что красовалось на самом ее верху, сокрушенно улыбнулся. Страницы книжки не были разлинованы, Филип использовал ее еще и как блокнот для зарисовок. Именно на этом листе он начал — более восьми месяцев назад — составлять то, что, как он надеялся, станет «Генеалогическим древом рок-музыки», наподобие составленного Питом Фреймом, — древом, изображающим долгое и плодотворное сотрудничество Филипа с Бенжаменом. И вот чем все закончилось:

И «Утроба», судя по всему, продолжала набирать силу, каждую пятницу привлекая в «Ручей», что в Селли-Оук, толпу преисполненных благоговения слушателей. В наши дни, думал Филип, таковых способна найти любая дребедень, лишь бы она смахивала на панк. Безнадежные времена для людей вроде него, чьи герои — мастера, все до единого, пятнадцатиминутных инструментальных композиций и, как правило, с привкусом пародии на классическую мифологию и вставным соло электронной скрипки — совсем недавно удостаивались в музыкальной прессе двухстраничных статей, а ныне еле-еле находят студию, чтобы хоть как-то записаться. То были группы, которые он еще год назад мог страстно обсуждать с друзьями, теперь же одни лишь названия их, упомянутые в компании шестиклассников, вызывали взрыв издевательского рева. Хотя что уж такого смешного в «Кэмеле», «Кэвд Эйр» или «Джентл Джайнт»? Да, мир жесток…

Размышления эти прервал внезапный всплеск восторженных кликов, давший Филипу понять, что о забеге, который, судя по всему, уже завершился, он намертво забыл. Филип сполз с откоса и схватил за рукав пробегавшего мимо Ивза.

— Кто победил? Кто?

— Калпеппер. Ты что, не видел?

— Нет, не видел. И как? С большим отрывом?

— Пойди расспроси кого-нибудь другого. Я спешу.

— Ну брось, Ивз. Просто скажи мне, как…