После прочтения уничтожить. Пособие для городского партизана - Алексей Цветков Страница 67

Отбывая небом назад с Форума, перелистывая ворох партизанских листков, подрывных инструкций, крамольных постеров и крайних книг, антиглобалисту кажется, что для будущего всё решено и готово, вот только нет пресловутой «объективной ситуации». В иллюминаторе он видит город, светящийся внизу как китайский иероглиф «кризис», т.е. слово «опасность», стоящее над словом «возможность».

Несколько лет я был согласен с покойником Адорно и вообще с франкфуртскими марксистами: сегодня только искусство, отвязанное от так называемой «актуальности», «доступности» и прочего «формата», не будет чьей-то рекламой и останется территорией свободы. Но в этой блядской капиталистической действительности, созданной специально для того, чтобы нам было что ненавидеть, приходится продавать часть своего времени, чтобы иметь время на искусство. До недавних пор у меня это время выкраивалось, потому что я постоянно что-нибудь рекламировал.

Пока у меня были политические надежды, я рекламировал своих приятелей лево-радикалов. Писал про них в разных «комсомолках», а так же в «общих» и «новых ежедневных» газетах, а так как писать часто было решительно не про что, я привык выдумывать происшествия, людей, организации и их съезды, существование которых меня бы устроило больше, нежели то, что я ежедневно наблюдал. Кое-какой рекламной деятельностью я занимался и в самом движении. Я выдумывал сжигать всяких картонных буржуев в красных пиджаках, что, помнится, бесконечно показывали «До 16 и старше». Напечатал серию футболок с лозунгом «Eat The Rich!» на «веселом Роджере», где над костями вместо черепа, то есть вместо Роджера, контрастный портрет Ленина. Идеолог украинского «политического дзена» Дмитро Корчинский немедленно использовал этот мой рисунок уже на майках своего «братства», заменив английский лозунг местным: Усих паразитив ждёт беда!. Один раз (каюсь, за деньги!) я даже устроил на Пушкинской площади во время выборов рекламную акцию: «Поколение РЕЙВ выбирает КПРФ!», которая обеспечила моим друзьям-анархистам неделю безбедной жизни. После опыта рекламы такого инфантильного и беспонтового дела, как левизна середины 1990-ых я мог рекламировать, наверное, что и кого угодно, вопрос лишь в готовности. В лимоновской газете я изложил главные рекламные приёмы партийного активиста в виде лекций-инструкций, ну и выдумывал что-нибудь запоминающееся, вроде: «Делай историю вместе с нами!», «Мы — это вы!» или «Сядут в Риге наши МИГи!».

Уже заканчивая институт, я заметил, что людей называют экстремистами по двум очень разным причинам: либо это неудачники, которым не светит карьера, либо наоборот: оверквалификейшн, слишком насыщенные существа, для которых карьера была бы слабоватым оправданием жизни. Большинство экстремистов неоправданно относит себя ко второму виду, объективно принадлежа к первому. Не делая резких движений, я ни к кому себя не относил, надеясь, что это выяснится само. Случай подвернулся: один мой во всех отношениях могущественный знакомый предложил попробоваться в качестве «аналитика-стилиста» в серьезном российском холдинге со слегка мафиозным имиджем. Это был вполне подходящий тест.

Я был единственным в этом огромном офисе, кто к возмущению охраны и недоумению коллег ходил в кедах и футболке. Иногда на футболке был тот самый Ленин с костями и приглашение к столу. По тому же адресу находился офис МТV, поэтому первое время мне все говорили, что я, наверное, ошибся дверью. Я так же был единственным, кому искренне нравился наш босс, благотворительную и меценатскую деятельность которого я всячески рекламировал. Остальные тихо ненавидели его, как и полагается холопам. Нравился он мне не тем, что спонсировал детские дома и хоккейные команды, проплачивал драгоценные побрякушки Патриарха, заграничную операцию Марка Захарова на сердце, иконописные артели на владимирщине и избирательные компании на орловщине. Он нравился мне своей подкупающей непосредственностью, вытекающей из непростой судьбы: немало отмотал за «экономические преступления» и целый год зависал под домашним арестом в Майями, как «русская мафия».

Типичный пример: я пишу «его» новое интервью, как правило, он в «свои» интервью не вчитывался, но редакция возвращает текст пресс-секретарю с ответом: напечатать можно, но за другие деньги. — Мне нужно за эти деньги — спокойно говорит босс. — Но у них редактор не согласен — испуганно блеет пресс-секретарь, пидорливый старец, работавший раньше у Довганя. — Тогда почему ты не пробил ему башку пепельницей, чтобы он стал согласен? — вплотную прислоняется босс к старцу. — Посадят ведь — невинно заводит пресс-секретарь глаза к потолку. — Ты не должен бояться, что тебя посадят — голосом питона Каа поясняет босс — ты должен бояться только меня!

Мне такой стиль общения очень импонировал. Однажды нужно было за день сделать короткий рекламный клип для телепоказа. Меня отправили в Останкино, где на мощностях русскоязычного канала, вещающего на Европу и принадлежащего холдингу, я должен был найти материал и проследить за монтажом. Когда работники уразумели откуда я, тут же заявили, что им задерживают зарплату, никакого подходящего архива у них нет, аппаратура вся поломалась, камеры все заняты и т.п. Испытывая уважение к их внезапной забастовке, я спросил, что записано на первой попавшейся на столе кассете. «Пасхальный крестный ход» — вяло ответил кто-то. «Отлично!» — сказал я. В итоге клип был такой: в полной темноте немного зловеще двигается сильно замедленный народ со свечечками — снято с колокольни — звучит удар колокола, лозунг «Главное богатство России — люди!» и появляется логотип компании. Когда мой непосредственный начальник увидел и услышал это, он честно сказал: «Я не могу это показать боссу, он меня на хуй застрелит!». — Да вы что? — возразил я — здесь же всё сработано в темно-золотой гамме, как у Версаче, на языке бессознательного это означает «разумеющуюся роскошь». Начальник задумался. Самое интересное, что слово «Версаче» и ссылка на бессознательное оказали магический эффект и на босса, и в итоге этот готический хоррор со свечами в темноте показывали по ТV раз тридцать на дню.

Особенно запомнился трехдневный «Экономический Форум» в Таврическом Дворце, генеральным спонсором которого наш холдинг традиционно выступал. Там снимали другой клип с моим новым слоганом: «Мы снова вместе!». Нужен был гипнотический голос. Для этого я приехал с магнитофоном в музыкальный магазин «Трансильвания 6 — 5000» к радиовампиру Гарику Осипову, работавшему там по совместительству продавцом. Ничего не уточняя, спустившись в темный подвал и изменившись в лице, Гарик на разные лады произносил эту мантру и демонически хохотал. Клип крутили по второму каналу. Хохот, конечно, вырезали. Ни одна поклонница Гарика до сих пор не верит, что это был он.

На самом Форуме в Петербурге присутствовал весь Совет Федерации, Дума, почти все банкиры и куча иностранных гостей. Все страшно радовались тусовке, упивались халявным пивом «Синебрюхоff» и мутили личные гешефты, но не в залах, а за фуршетом. В зале со стеклянной крышей, где заседала когда-то первая российская Дума, выступал Мишель Камдессю, тогдашний директор МВФ. Чтобы не опозориться никто не надевал переводческих наушников, хотя речь глобалиста мало кто понимал. Я одел наушники и стал понимать еще меньше, открыл «Мутьреволюцию» Димы Пименова, снял с усталых ног кроссовки и спокойно читал. Сосед полюбопытствовал моей книжкой, мы разговорились. Очень быстро я понял, что передо мной проходимец и рекламист не чета мне. Он успешно собирал тут деньги на строительство Диснейленда в Крыму, развел уже многих, а когда позже узнал из какой я компании, не задумываясь предложил втянуть холдинг в это дело, взять меня в долю и в кульминационный момент поделить деньги и отвалить в Барселону. Подумав, я отказался, понимая, что Барселона для нашего босса это не очень далеко.