Арабская кровь - Таня Валько Страница 67

– Мэм.

Из оливковой рощи, которая закрывает вид на их сад, выходит сгорбленная и ободранная Мары – египетская домработница.

– Несчастье, мэм. – Она начинает выть, как зверь, которого режут, а затем сгибается пополам, схватившись за впавший живот.

– Это моя вина, я шла с тележкой, полной бутербродов… – она умолкает, потому что у нее перехватывает дыхание.

Хадиджа отскакивает от машины, с посеревшим от страха лицом подбегает к женщине и замечает на ее платье какие-то бурые пятна. Волосы служанки в полном беспорядке, босые стопы грязные, руки в земле.

– Где дети?! Где хозяин?! – Хадиджа хватает ее за плечи и трясет. – Что случилось?! Говори!

Служанка только показывает пальцем на укрытый в глубине сада бассейн. «Утонули! – В голове заботливой матери появляется чудовищная картина. – Но ведь все прекрасно плавают!» Она медленно направляется в сторону места пикника. Каждое движение дается ей с трудом, как если бы она была обвита ватой. Уши заложены. До нее доносится какой-то непонятный шум. Она не чувствует, как бьется сердце, не чувствует почвы под ногами. Видит только Мары, трусящую рядом с ней и открывающую рот. Негритянка несколько раз хватается за вьющиеся волосы и вырывает их из головы горстями. Хадиджа останавливается в паре метрах от того места, где еще недавно был бассейн.

Вместо него и места для гриля – только дыра в земле. Грязь налипает на ее ноги, потому что вода из емкости перемешалась с землей, обрывками цветастой ткани, молодой листвой деревьев и зеленой травой.

– Я собрала все, что могла… я собрала… – как из загробного мира, долетает до матери хриплый шепот негритянки. – Может, подождем хозяина, лучше подождем.

Она оттягивает Хадиджу от места трагедии.

– Пойдемте в дом, я вас уложу…

Женщина вырывается, сбрасывает тапки и босиком переходит по грязи на другую сторону ямы. Что-то попадает ей между пальцев ног. Женщина наклоняется и из глины вытягивает золотой перстенек Муниры, который девочка носила на безымянном пальце. Она безумно таращит глаза, ей не хватает воздуха. Потом она издает непонятный хрип, как будто ее душат. Мары закрывает грязной рукой рот, пищит от ужаса и подскакивает к матери, пытаясь успокоить ее.

– Нет! – Хадиджа останавливает ее взглядом и прижимает руку с зажатым в ней перстеньком доченьки к сердцу.

Она доходит до разодранного пледа, разложенного у ближайшего, чудом уцелевшего оливкового дерева, под которым лежат обезображенные тела детей, еще сегодня утром смеявшихся и проказничавших. Погибли все. Хадиджа смотрит на Аббаса, веселого Асира и маленькую Муниру со странно вывернутыми худыми ножками. На округлой попке купальные голубые трусишки с улыбающимися уточками. Она садится среди погибших детей и смотрит пустыми глазами в одну точку. В таком состоянии и застает ее муж.

– Заблокировали дороги, вообще невозможно проехать! – С этими словами, спеша на гриль, мужчина вбегает в сад.

Он задерживается в полушаге, набирает воздуха в легкие и уже не может его выдохнуть. Перестает дышать.

– Это бомба, – говорит он тихо, одновременно заливаясь потом и темным румянцем. – Какой-то самолет… ошибся…

Он делает шаг вперед, словно хочет составить компанию жене и детям в чудовищном биваке. Минуту подумав, поворачивается и бежит к выездным воротам. По дороге снимает пиджак и бросает его в песок. Он подкатывает рукава рубашки. Невдалеке слышен его крик и громкие возгласы мужчин. Голоса приближаются к месту происшествия. За Аббасом на территорию домовладения входит группка скучающих солдат.

– Вам что-нибудь известно по этому поводу?! – Аббас, вытирая лоб, показывает на воронку от снаряда.

– Не-е-е, мы только стоим у дороги и проверяем проезжающих, – отвечает первый смельчак, еще не понимая, что тут произошло.

– Но вы на танке, – настойчиво выпытывает гражданский. – Никому не захотелось пострелять?! – повышает он голос.

– Колонна проезжала… – начинает другой военный, явно чистокровный ливиец. – Все стреляли ради куража, а какой-то дебил попутал карабин с гранатометом. Не хотел, конечно. Наверное, это оно. Где-то около часа дня.

– Да, тогда это и случилось! – выкрикивает служанка, резко кивая и показывая на виноватых пальцем.

– Попутал… выстрелил… не хотел… Вот что.

У Аббаса нет сил на разговоры с глупцами, он тяжело дышит, взбешенный их равнодушием и толстокожестью.

– Нехотя убил невинных безоружных детей! И все!

Мужчина иронично кривит губы и разводит руками. В следующее мгновение он впадает в бешенство, вздымает руки вверх, таскает себя за волосы и топчется на месте. Хадиджа, сидя на земле среди останков своих любимых детей, смотрит пустыми глазами то на мужа, то на служанку, то на безжалостных солдат.

– Господин, мы этого не делали. Это была группа наемников, а мы ливийцы, – объясняет мужчина постарше, не отводя взгляда от пледа с телами, которые на нем находятся.

– Тоже в форме… нашего народа… тоже армия… – Аббас повышает голос, и кажется, что он вот-вот умрет от разрыва сердца.

– Можем довести это до командования, и виновный будет наказан…

– И это вернет мне детей?! Четверых малышей?! Буду благодарен и получу назад счастливую семью?!

К Аббасу вдруг приходит осознание происшедшего, что видно по грозному блеску в его всегда спокойных глазах. Он поворачивается спиной к людям и идет в сторону гаража. Когда до мужчин доходит вся безмерность несчастья, которое постигло порядочную семью, они переминаются с ноги на ногу, чешут затылки, смотрят в землю и ничего не говорят. Слышны быстрые шаги возвращающегося Аббаса и звук снимаемого с оружия предохранителя.

– До вас только это доходит! – кричит он, держа в руке калаш и стреляя в воздух. – Вас действительно нужно истреблять, как бешеных псов, как заразу. Око за око, зуб за зуб! – С этими словами он берет на прицел всю группу. Офицер, самый смелый из них, бросается на него и выбивает автомат. Но до того как оружие выпало из рук Аббаса, тот все же успевает дать очередь. Никого даже не поцарапал!

– Смотри, какой дикарь! – говорит здоровяк из бригады, который сидит у Аббаса на спине и выкручивает ему руки назад. – А ведь мы еще сочувствовали ему!

– Успокойся. – Офицер похлопывает его по плечу. – Забирайте оружие и идем.

– Его нужно доставить в полицию или сразу в тюрьму, – включается в разговор юнец, которого Аббас сильно напугал. – Наверняка этот автомат нелегальный. Может, он повстанец?

– Говорю же, в машину и проваливайте! Слышали?! – отдает приказ офицер. – Не спорить, стройся! Эти люди уже получили свое, никакое наказание им не нужно.

Солдаты медленно выходят за ворота, внимательно оглядываясь по сторонам и не спуская глаз с сумасшедшего мужчины, который отважился стрелять в них. Семья по-прежнему плачет там, где когда-то находился красивый бассейн, выложенный бело-голубой плиткой. Когда солнце клонится к закату, их домработница, кланяясь в пояс и целуя окровавленные руки Хадиджи, уходит с места трагедии. Родители остаются на месте, не желая во мраке оставлять детей одних, далеко от их теплых кроваток и дома.