Арабская кровь - Таня Валько Страница 68

Аббас пробует набрать номер в своем мобильном. «А вдруг удастся?» – думает он. Слышен сигнал подключения, и он с удивлением отодвигает аппарат от уха и смотрит на экран, на котором высвечивается имя Рашида.

– Да? – как с того света, слышится голос парня.

– Сынок, любимый, – начинает мужчина слабым голосом. – Я всегда тебя очень любил и никогда не считал пасынком, только собственным ребенком.

– Я тебя тоже люблю, baba [75], – отвечает Рашид удивленно. – Что случилось? – беспокоится он.

– Дай мне рассказать, потому что у меня немного времени.

Аббас стискивает в руке маленький удобный револьвер из сумки Муаида, которую тот попросил перепрятать у них.

– Заботься о матери, она сейчас очень будет нуждаться в тебе. И помни: не мсти. Аллах отплатит тем, кто согрешил. Мщение – это плохая вещь. Заботься и оставайся таким же добрым человеком, каким ты был до сих пор. Спасибо тебе за все, сынок.

Он отключается и решительным движением всовывает дуло пистолета в рот. Нажимает на курок.

Муаид тихо проворачивает ключ в замке, входит в дом и осторожно закрывает за собой тяжелую деревянную дверь. Одиннадцать часов ночи. Мужчина едва переставляет ноги от усталости: он с шести утра на работе. Сгорбившись, он на цыпочках проходит через большой темный зал, в котором горит только одна маленькая лампочка у стены.

– Привет! – вскрикивает он от ужаса, когда бегущий к выходу Рашид случайно налетает на него. – Что слышно?

Муаид хватает молодого мужчину за полы распахнутой хлопчатобумажной рубашки. В сумраке он видит только большие дикие глаза, которые сейчас еще темнее, чем обычно. Нельзя отличить зрачки от радужки.

– Слышал, что творится в Эз-Завии? – спрашивает он, задерживая Рашида, который весь превратился в слух. – Она окружена силами Каддафи! У нас в больнице тарелка настроена на программы Ближнего Востока, и мы ловим «Аль-Джазиру». Благодаря телевидению Катара мы узнаем, что происходит в нашей собственной стране.

– А что еще сообщили?

– Говорят, город в осаде. Чтобы в него въехать, нужно миновать несколько контрольных пунктов. В руках мятежников было городское правительство, расположенное у главной площади. Но наша доблестная армия применила тяжелую артиллерию. Пожалуй, уже все закончено. В центре города стреляли из танков, представляешь себе?

– Нет, – мертвым голосом говорит парень и хочет уже идти.

– Надеюсь, наша семейка не поперлась сегодня в город за покупками? Не были такими безрассудными?

Муаид включает верхнюю лампу и с беспокойством смотрит на двоюродного брата. При более ярком освещении он видит, что лицо Рашида искажено от боли и муки, а темные глаза горят от бешенства. Он также замечает глубокую вертикальную морщину, прорезавшую лоб молодого человека, которой никогда раньше не видел.

– Что-то случилось? – задает он риторический вопрос, читая ответ по лицу родственника.

– Аббас звонил, я должен ехать.

В данную минуту Рашид знает немного, но одно – наверняка: отец попрощался с ним.

– Аббас звонил? Но ведь уже два дня, как нет телефонной связи! – удивляется Муаид и прикладывает молчащий мобильный к уху.

– Очевидно, у него было подключение от Господа Бога. – Молодой человек проходит мимо Муаида и хватается за дверную ручку.

– Я с тобой. Может, тебе понадобится помощь спасателя.

– Спасибо, но думаю, что скорее могильщика… – повышает голос Рашид. – Разумеется, хоронить кого-то из семьи, – заканчивает он грустно.

* * *

Муаид в такой ситуации все чаще ездит на маленьком автомобиле «скорой помощи». Это самое быстрое и актуальное транспортное средство. Можно также при случае кому-нибудь помочь. Вызвать машину «скорой помощи» стало сейчас почти невозможно. Все реже включаются телефоны, и у жертв несчастных случаев или политической борьбы практически нет шансов получить квалифицированную помощь. У армии своя связь, собственных раненых она перевозит в госпитали и спасает. Повстанцев же ликвидирует, а затем полностью уничтожает следы расправы.

Мужчины подъезжают к неосвещенному домовладению Хадиджи и Аббаса. Жилище выглядит вымершим. Они смотрят друг другу прямо в глаза и с ужасом выходят из машины. Что случилось? Наверняка ничего хорошего. Почему именно они? Такие спокойные, никому не мешающие люди? «Wallahi», – оба мужчины в душе взывают к Богу за помощью.

– В машине должен быть фонарик.

Муаид открывает крышку багажника.

– Нужно как-то добраться до дома и не сломать ноги.

Совсем близко слышится лай диких собак, и дрожь проходит у них по спинам. Освещая себе путь, они входят через открытую настежь дверь в пустую виллу. Для храбрости включают все возможное освещение.

– Где рубильник внешнего освещения? – спрашивает Муаид, который не может сориентироваться.

Рашид включает электричество на террасе, и в следующую секунду переднюю часть бассейна и сад заливает светом. Парень бежит на первый этаж осмотреть спальни детей и родителей. Пусто. В кабинете отца, окна которого выходят на заднюю часть дома, светится слабый огонек. Сын глубоко вздыхает и толкает приоткрытую дверь. Его глазам предстает сидящий за письменным столом Аббас с неестественно запрокинутой головой. На его лице застывшие струйки крови, широко открытые глаза смотрят в пространство. Стены у окна и вышитые тюлевые гардины пестрят бурыми кляксами. Рашид застывает от ужаса. Затем делает глубокий вдох и медленно выдыхает, пытаясь прийти в себя. Он так сильно сжимает челюсти, что слышит, как скрипят зубы. Он не может оторвать ладонь от ручки двери. Ему кажется, что если он ее отпустит, то рухнет на пол. Он дрожит всем телом, не в состоянии дольше смотреть на останки любимого отца, и опускает взгляд.

Через минуту к нему возвращается способность трезво мыслить. «Где же дети? Где мать? Почему он просил, чтобы я о ней заботился? А что с малышами?» Мозг парня начинает работать на всех оборотах. Почему Муаид не возвращается из сада? Что он там делает? Рашид бегом бросается к лестнице, перескакивает через две ступеньки, влетает в зал, поскальзывается на толстом шерстяном ковре и наталкивается на низкий столик для кофе. Падает, но тут же поднимается и в полумраке мчится к бассейну, протискиваясь сквозь чащу олеандров и опунций. Он царапает одежду и руки. Колючки кактусов ранят его до крови, но парень не чувствует боли. Он видит сгорбившегося Муаида, но нет ни лягушатника, ни выложенной терразитом аллейки вокруг него. Двоюродный брат, услышав шаги за спиной, медленно поворачивается. Его лицо искривлено от боли, а в глазах – отчаяние и ужас. Рашид становится рядом с родственником. То, что открывается его глазам, превышает человеческие силы. Через минуту он отбегает в сторону и блюет в большую воронку от снаряда. Согнувшись пополам над дырой в земле, он не хочет поворачиваться.