Дочь пекаря - Сара Маккой Страница 68

Звездное небо, симпатичное искреннее лицо Эла.

– Было бы здорово, – сказала Элси и решила: сделаю ему булочки с семенами подсолнуха. Они как раз созрели.

Эль-Пасо, Техас

Форт-Блисс

10 февраля 1947 года

Милая мама,

Техас – странное место. Совсем не похоже на Гармиш. Голубое небо, под ним – горные вершины, а когда солнце садится, на небе все известные краски и еще много-много неизвестных. Здесь никогда не бывает темно и холодно. Даже ночью луна яркая, как лицо Господне. Мне здесь нравится, хоть я и отчаянно скучаю по тебе и папе.

Мы живем в гарнизоне. Называется – Форт-Блисс. Судя по названию, люди в нем счастливые, – надеюсь, что так. По крайней мере, дружелюбные – точно: помогают как могут. В городе нет ни мясной лавки, ни пекарни. Первые две недели я каждый вечер разогревала консервированные бобы, но не может же человек жить на одних бобах! Моя соседка, она из Минисоты, говорит, что женщины покупают мясо и другую еду в «Военторге». Завтра она возьмет меня с собой – куплю муку, масло и дрожжи. И напеку наконец булочек! Как подумаю о них, так в желудке урчит.

Вчера ходила в лавку хозтоваров, купила деревянные миски, ложки и противень, а то у нас ничего не было. Когда расплачивалась, продавец сказал: «Спасибо, миссис Радмори», и я на секундочку забыла, что это я. Миссис Радмори. Море радости. Такое пожелание. Оно звенит новизной, и я жду не дождусь, когда смогу так представиться.

Как там дома? От Гейзель, наверное, по-прежнему ни слова. Неделю назад мы с Элом были в магазине тканей, выбирали материал на занавески, и вдруг, честное слово, я слышу за тканями голос Гейзель. Бросилась туда, но, конечно, это была не она. Я так расстроилась, что вся затряслась, извинилась перед женщиной и выскочила вместе с Элом из магазина. Все еще надеюсь, что мы когда-нибудь встретимся.

Как папа? Я ужасно сожалею о том, как мы расстались. Молюсь, чтобы он понял и простил нас. Скучаю по нему и хочу, чтоб он увидел, как изменился мир и Германия. Человек не бывает хорошим или плохим от рождения, национальности или религии. Мы все одновременно – и господа, и слуги; и богатые, и бедные; и чистые, и испорченные. Я знаю, что это так, и он тоже знает. Мы любим вопреки себе. У нас ум с сердцем не в ладу. Эл хороший, и я люблю его, мама. Это дар, которым я дорожу.

Буду писать тебе как можно чаще. Надеюсь, ты ответишь, а если нет – я зла не держу. Я понимаю. Но ты же моя мамочка. Я тебя люблю, поэтому буду и дальше водить ручкой по бумаге.

Вечно твоя

Элси

Пекарня Шмидта

Гармиш, Германия

Людвигштрассе, 56

27 февраля 1947 года

Милая Элси,

Прикладываю к письму нашу фотографию. Папа проявил старую пленку. Велел мне выбросить это фото – все еще сердится, – но я не смогла. Ты моя дочь, а я не хочу потерять обеих дочерей. Жизнь так коротка. Так что посылаю ее тебе.

Какое было счастье получить от тебя письмо из Техаса. В тот же день мы получили письмо от подруги Гейзель – Овидии. Она пишет, что дочь Гейзель забрали в мюнхенский приют. Назвали Лилиан. Мы с папой едем туда в субботу, уж не знаю, отдадут нам ее или нет. Что случилось с мальчиком и с Гейзель, по-прежнему неизвестно.

Милая, я понимаю, что из-за любви идут на такое, чего не объяснить и не оправдать. Поэтому я пишу и надеюсь, что ты когда-нибудь к нам вернешься. Часто думаю о Гейзель и о тебе, вспоминаю, как вы шептались и играли в переодевания у себя в комнате. Слишком быстро прошли те деньки. Только в раю мы вновь будем вместе. Уж там – наверняка. Сильно люблю тебя,

мама

Пекарня Шмидта

Гармиш, Германия

Людвигштрассе, 56

8 марта 1947 года

Милая Элси,

Мы забрали Лилиан, дочь Гейзель, из приюта. Вылитая ты и Гейзель в детстве. Так странно – снова у нас в доме двое детишек. Лилиан меня очень радует. Даже папа повеселел. Она замечательный ребенок, здоровый, веселого нрава.

Мы решили не говорить Лилиан о ее отце, так как не смогли узнать, кто он. Хотя отец Юлиуса – Петер Абенд, в Программе Лебенсборн мальчик проходил под фамилией Гейзель. В общем, оба ребенка будут Шмидтами. Юлиус все помнит, но Лилиан, надеюсь, никогда не узнает. Сделанного не исправишь, вытаскивать правду на свет незачем. Тысячелетний рейх оказался фантазией, и твой отец все еще за нее цепляется. А я все поняла, и мне стыдно за прежнюю глупость. Но и папа согласен, что они – не дети Отечества. Они наши. Люблю тебя очень сильно,

мама

Пекарня Шмидта

Гармиш, Германия

Людвигштрассе, 56

23 декабря 1955 года

Лилиан сидела за «Братством кольца» Толкиена. Книгу ей подарил зимой летчик из Англии. Он сам прочел ее дважды, а теперь возвращался домой в Лондон, и ему не хватало места в рюкзаке. Лилиан читала запоем и попросила книгу в подарок на Рождество. Дедушка согласился в образовательных целях – чтобы Лилиан учила английский. Она одна в семье могла говорить с англичанами и американцами, наводнявшими пекарню.

– Лилиан, отложи книжку и помоги дедушке закончить дела, – велела бабушка. – Руки у тебя сильные, молодые, ему сейчас очень их не хватает.

Лилиан вздохнула и закрыла книгу. Фродо и его товарищи как раз отбыли в Ривенделл. Ей не хотелось отвлекаться от грандиозных приключений и возвращаться в приземленный мир дрожжевого теста и вчерашнего хлеба.

Бабушка накрыла марципановые леденцы тонкими полосками пергамента, чтобы к утру в них не увязли мошки. Дедушка в кухне работал при свече; абажур измазан воском, и свет еще тусклее. На потолке висела лампочка, и Лилиан нащупала на стене выключатель, но потом передумала.

Она смотрела из тени, как дедушка раскатывает на доске тесто с черной патокой в гладкую, тонкую пленку. Потом берет форму-сердечко, кладет на тесто, нажимает.

Для последних покупателей сочельника у них уже была наготове дюжина пряников, расписанных глазурью, с рождественскими поздравлениями. Но эти пряники не для тех, кто платит. Это специальные сердечки с глазурными именами всех членов семьи.

Дедушка мурлыкал «Ночь тиха», вырезал и выкладывал пряники на противень. Все родные: Макс, Луана, Юлиус, Лилиан, Гейзель, Петер, Элси и Элберт. Он всегда выпекал восемь пряников, но четыре оставались висеть на елке. Их никто не ел, они черствели и становились как черепица.