Источник - Джеймс Миченер Страница 69

– Прошлой ночью Эль-Шаддаи приказал нам разрушить этот город, – ответил старик.

К его удивлению, Эфер и Ибша выложили ему детально разработанный план, как захватить этот неуязвимый город и принудить его к сдаче.

– Это будет стоить нам многих жизней, – предупредили они, но старик, в котором продолжала кипеть ярость, отказался считать потери. Вместе с сыновьями он предстал перед жертвенником Эль-Шаддаи, и все трое преклонились в молитве.

Утром, едва только открылись ворота, к роднику проследовали четыре женщины-ибри. А тем временем небольшой отряд воинов по вади скрытно подобрался к стенам, ограждающим источник. Две женщины двигались с неловкостью, которая должна была броситься в глаза, но им позволили миновать сторожевые ворота и войти в темный проход, где они тут же кинулись к пустующей караульне. Здесь двое из них скинули женские одежды и, обнажив длинные бронзовые ножи, бесшумно устроились в засаде. Две другие женщины-ибри спокойно прошли вперед и, обнаружив у источника двух горожанок, убили их. Стуком камней в стену они дали сигнал своим собратьям-ибри снаружи, и отряд стал проламывать стену, окружавшую источник. Солдаты в городе слишком поздно поняли опасность, ринулись сквозь сторожевые ворота в туннель, где их перехватили Эфер и Ибша, которые соорудили из глиняных кувшинов и скамеек что-то вроде баррикады. Проход был узок, а двое ибри полны отваги, так что хананеи отхлынули, а еще через четверть часа ибри проломили стену с внешней стороны и завладели источником. Оказавшись внутри, они рванулись вперед освободить Эфера и Ибшу, но, добравшись до баррикады, они нашли Ибшу мертвым, а Эфера тяжело раненным.

Первую схватку ибри выиграли. Теперь они контролировали источник и могли задушить город жаждой. Правитель Уриэль оценил всю важность вражеской победы, но, несмотря на гибель пяти его солдат в бою меж каменных стен, он все еще надеялся, что удастся каким-нибудь благородным образом обсудить с ибри их обиды. Наконец он решил отправить к Цадоку посланников с вопросом, что может быть сделано. Но патриарх отказался даже встретиться с хананеями. И когда они вернулись, стало ясно, что войны не избежать.

Услышав их рассказ, Уриэль решил сразу же отбить обратно источник и призвал из конюшни капитана своих хеттов. Вместе они поднялись на башню, откуда с удовольствием убедились, что ибри, не имеющие никакого представления о военных действиях, толпятся под стенами города.

– Мы просто раскромсаем их, – похвастался хетт, радостно потирая ладони.

– Врежься в них и убей как можно больше, – приказал правитель Уриэль. – Мы должны побыстрее покончить с этой войной.

Хетт побежал к конюшням и приказал своим людям запрягать коней в боевые колесницы, в каждую по две пары. До этого времени правитель держал их в укрытии. Мало кто из горожан знал, что это смертельное оружие было ночью тайком угнано из порта Акко, и никто из ибри Цадока никогда не сталкивался с такими военными машинами. Хетты заняли места возниц. Левой рукой возница управлял лошадьми, а в свободной правой руке держал цепь с тяжелым бронзовым шаром на конце, утыканным шипами. Один удар такого оружия ломал человеку спину. За каждым из возниц стояли двое воинов, привязанных к колесницам, там что руки у них были свободны, дабы держать длинные мечи и тяжелые палицы. При движении колесницы на ободах колес вращались серпы, рассекавшие всех, на кого она налетала. Это наводило ужас и убивало, и теперь правитель Уриэль приказал выдвинуть колесницы к главным воротам.

Когда они заняли боевые позиции и когда максимальное количество ибри продолжало бесцельно толпиться под стенами, по сигналу правителя взвыли трубы и вперед рванулись пешие воины, создавая впечатление, что это обыкновенная вылазка. Ибри, удивленные смелостью хананеев, всей толпой рванулись именно в ту точку, как Уриэль и предвидел, и, когда они стали совершенно беззащитны, он приказал настежь распахнуть ворота. Колесницы галопом понеслись вниз по насыпи и врезались в гущу изумленных ибри. Вражеские воины, предупрежденные, что сейчас последует, сразу же рассыпались по сторонам, уступая дорогу ужасным колесницам, возницы которых, хлеща лошадей, направляли их в самую гущу смешавшихся ибри, а всадники секли и рубили их.

Это была настоящая бойня. Если ибри оставались на месте, готовые драться, их сметали кони; если они отступали, всадники крушили их палицами и ломали им спины; если они просто стояли, то гибли под ударами вращающихся серпов. Цадок, увидев эту резню, вскричал: «Эль-Шаддаи, бог наш всемогущий! На что ты нас обрек?» Но Эфер вырвался из рук женщин, бинтовавших его раны, и прыгнул на спину одной из хеттских лошадей. Он перерезал ей горло, и колесница врезалась в скалы. Так рыжеволосый воин доказал, что и колесницы уязвимы, и лошади не обладают бессмертием, и его ибри, сплотившись, отбросили хеттов градом камней и стрел с бронзовыми наконечниками.

С количественной точки зрения в сражении первого дня ибри потерпели полное поражение. Они захватили источник, но, когда Цадок устроил смотр своих сил перед алтарем, он насчитал тридцать четыре убитых, и, идя меж тел павших, он называл каждого по имени: «Нааман, сын мой. Йоктан, сын мой. Аарон, сын мой. Затту, сын мой. Ибша, сын мой». Мало кто из воителей может, в сумерках бродя по полю битвы, насчитать среди потерь одного дня пять своих сыновей и двадцать девять родственников. Остановившись у последнего трупа – «Симон, сын Наамана, сына моих чресел, потомок Зебула, что вывел нас из пустыни!» – он испытал всепоглощающую ярость и, представ перед алтарем, поклялся:

– Этот город будет разрушен! Ни одна кровля не останется на своих стропилах, ни один мужчина, ходивший к проституткам, не останется в живых! – Миролюбивый старец наконец сдался перед требованиями Эль-Шаддаи, но в этот момент он не знал, что слишком поздно покорился ему.

В своей решимости сокрушить Макор он стал подобен юному воину; вооруженный лишь могучей силой духа, он опять превратился в примитивного человека пустыни, который предстал перед разлагающимся городом. Но постепенно он стал осознавать, что действенные военные решения теперь принимает Эфер, который, несмотря на свои раны, повел отца и братьев на вершину горы. На этот раз им удалось сбросить вниз оскорбительный монумент, который их ибри воздвигли в честь Эль-Шаддаи. И когда они уже были готовы спускаться с вершины, Эфер крикнул:

– Давайте сбросим и Баала!

Старик пытался остановить своих сыновей, когда они взялись за оставшийся камень, предупреждая их:

– Не делайте этого! Мы боремся лишь со скверной! Здесь правит Баал, и Эль-Шаддаи принимает его!

Но упрямый Эфер крикнул:

– Мы воюем и против Баала! – и оттолкнул отца. Взявшись за монолит, он позвал братьев на помощь, и они скатили камень по склону горы.

То был поистине революционный поступок. Ибо он был совершен за сто пятьдесят лет до того, как Эль-Шаддаи, представ в своем последнем воплощении как Яхве, на Синае вручил ибри свои заповеди, требующие отказа от всех прочих богов. И Эфер предвидел такой ход развития, когда действовал в соответствии с принципом, что Эль-Шаддаи – верховный бог не только колена Цадока, но и всех других. Но когда Эфер гордо высказал это свое понимание, Цадок знал, что мальчик ошибается.