У тебя иное имя - Хуан Мильяс Страница 7

– Просто домработница сегодня не пришла, и я немного устала, – извиняющимся тоном ответила Лаура.

– Не думаю, чтобы у тебя для этого была причина, дочка. Ты прибрала в доме?

– Наполовину.

– Тебе следует наладить отношения с Карлосом. Вчера мы с твоим отцом говорили об этом. Мы оба очень беспокоимся, потому что замечаем, что у вас не все ладно.

– Тебя волнует только то, что и другие это замечают, – сердито ответила Лаура.

– С тобой невозможно разговаривать, – услышала она в ответ. – Пойми, мы волнуемся, потому что любим вас.

– Не вмешивайся в мою жизнь, мама, – ответила на это Лаура и бросила трубку.

Она встала с постели. Сон окончательно испортил ей настроение. Она поставила греться кофе и почистила зубы. Потом закончила уборку в доме и надела халат – предстояло еще прибрать в приемной и в рабочем кабинете мужа, находившихся на верхнем этаже того же дома.

Это было просторное помещение с большими окнами. Позолоченная табличка на двери гласила: «Карлос Родо, психоаналитик». Лаура кусочком замши натерла табличку до блеска. Потом вошла в приемную и смахнула пыль со стола и с книг. Порылась в картотеке, а затем села на диван и представила, что она пациентка. Затем представила, что Хулио – психоаналитик и что он слушает ее из угла комнаты, который ей не виден. Покончив с фантазиями, она вдруг поняла, что испытывает злость на Карлоса за то, что, в отличие от нее, он располагал местом, где можно укрыться, спрятаться от всех и вся. Она поднялась и грязной тряпкой еще раз прошлась по столу и по дверцам книжного шкафа. Стекла и без того не сияли чистотой, а теперь на них появились еще и мутные разводы, но на этой неделе стекла мыть не полагалось. Выплеснув злость, Лаура снова принялась фантазировать. Она представила себя вдовой. Ей позвонили по телефону из больницы, где работал Карлос, и сообщили, что ее муж в очень плохом состоянии.

– Что с ним?! – спросила она.

– Готовьтесь к худшему, – ответили ей.

Он умер от инфаркта, а она, совершенно очевидно непричастная к его смерти, тем не менее почувствовала себя виновной и поспешила укротить фантазию, прежде чем решит воспользоваться своим вдовством так, как она этого желала.

Кое-как закончив уборку, она спустилась по лестнице к себе домой. Подходя к дверям квартиры, она почувствовала сильный запах горелого. Лаура вбежала в кухню и выключила газ. Кастрюлька, в которой она грела кофе, была вся черная, эмаль на дне потрескалась. Лаура прислонилась к холодильнику и безутешно рыдала несколько минут. Потом отмыла плиту и вернулась в гостиную. Подошла к стоявшему у окна письменному столу, достала из потайного ящика свой дневник, села и начала писать:

«У меня сгорел кофе. Уже второй раз за неделю со мной случается подобное. Если я не буду внимательной, дело кончится несчастьем. Я только что вернулась из приемной Карлоса. Сидела там на его диване – или на диване его пациентов – и размышляла. Пришла к выводу, что он отнял у меня единственное, что мне принадлежало (впрочем, и это тоже было не совсем мое), потому что деньги, на которые он открыл кабинет для частной практики, дал мой отец.

Я не хочу винить мужа во всем, что со мной происходит. Но мне действительно кажется, что он ограбил меня, выпил мою кровь. С того дня, как мы поженились, вся наша жизнь подчинена его интересам, интересам его карьеры. Я постепенно отказалась от всех своих стремлений, чтобы помочь ему достичь поставленной им цели, и сейчас, когда он добился успеха, я не знаю, какая часть этого успеха принадлежит мне. Конечно, я могла бы, по примеру многих моих подруг, не бросать работу, выйдя замуж. Но Карлос осторожно и умело сужал круг моих занятий и интересов и постепенно сделал из меня то, чем я сейчас и являюсь: вечно ноющую домохозяйку – тип женщины, который я ненавижу.

А теперь мое время ушло. Женщине вообще следует работать и получать зарплату, чтобы не превратиться в прислугу мужа, живущую на его деньги. Конечно, внешне все выглядит не так. Мы с мужем в некотором смысле образцовая пара. У него хорошее образование, и он прекрасный специалист. Я тоже окончила университет и работала, но оставила работу, потому что мне больше нравится заниматься семьей и домом. Но это только внешне. На самом деле все ложь. Парк полон лжи.

По ошибке я написала „парк полон лжи“, хотя хотела написать „мир полон лжи“. Не знаю, стоит ли сейчас писать о парке и о Х.? Раньше я о нем уже кое-где упоминала. Кстати, нужно набраться смелости и спросить у него, почему он всегда приходит во вторник и в пятницу и никогда не появляется в другие дни. Впрочем, мне почему-то кажется, что сегодня – хотя это не вторник и не пятница – он тоже появится. Подойдет своим птичьим шагом и будет такой же мрачный и нелюдимый. И все, хватит о нем, а то напишу что-нибудь, чего писать не надо.

Вчера вечером, сидя за вязаньем, я еще раз удостоверилась, что если смешать слова „конкретный“ и „абстрактный“, получишь „абскретный“ и „контрактный“, а если смешать „душа“ и „крыло“, получится „крыша“ и „дуло“, а вот если смешать „река“ и „рука“, то ничего, кроме „река“ и „рука“ не получится. Ничего не могу придумать со „счастьем“ и „горем“. Получается „счаго“ и „ретье“ – бессмыслица. И еще: что делать с „сердцем“ и „разумом“?»

Она закрыла дневник и снова спрятала его в потайной ящик стола. Посмотрела на часы и вынула из морозильника мясо. Затем удобно устроилась в кресле и взяла вязанье из стоявшей рядом плетеной корзинки.

Спицы мелькали, а Лаура думала и вскоре связала три идеи и четыре или пять фантазий (это кроме изрядного куска свитера для Инес). Потом она перестала думать и фантазировать и начала повторять в такт движениям спиц:

«Что так, что этак дальше будешь; у семи нянек дитя в мутной воде; в тихом омуте не суйся в воду; будь как дома, а табачок врозь; тише едешь, людей насмешишь; любишь кататься, готовь сани летом; сколько веревочке ни виться, а провожают по уму; всяк кулик и швец и жнец…»

В пятницу он все еще чувствовал себя неважно, но температура уже спала, так что он решил пойти на работу: его приводила в ужас мысль, что придется провести еще один день под назойливой опекой матери.

В среду, когда ему было особенно плохо – после историй с канарейкой и подаренной Тересой книгой, – его разбудили чьи-то шаги в гостиной. Ему снился кошмар, и от звука чужих шагов сердце его забилось и во рту пересохло.

– Кто там? – выговорил он наконец.

– Это я, сынок, – услышал он. Дверь спальни приоткрылась, и в нее заглянула мать Хулио. – Я позвонила тебе на работу – хотела напомнить, что завтра у отца день рождения, и Роса сказала, что ты заболел. Я тут пыталась прибрать немного до прихода врача. Извини, что разбудила.

Хулио в третий раз за месяц пожалел, что в минуту слабости дал матери ключи от своей квартиры.

Мать вошла в спальню и начала привычно и деловито наводить порядок. Провела рукой по одеялу, разгладив складки, и тем же самым жестом провела рукой по лицу сына, не разгладив, однако, его первых морщин.