Рома, прости! Жестокая история первой любви - Катерина Шпиллер Страница 7

Юлька недоумевала: откуда, где люди берут темы для разговоров? Она приставала к Ромке:

— Вот о чем у вас в конторе трепятся, а?

— Цены, Гайдар-предатель, лечиться негде, сериал — дерьмо, «Жигули» угоняют чаще, чем «Москвичи»… Перечисляю в порядке убывания частоты упоминаний.

Юлька пожимает плечами:

— Полное отупение. Значит, это всеобщее явление, мы не уроды.

Теперь очередь Романа пожимать плечами. Действительно, что-то не так. Говорить не о чем. Не о политике же в тысячный раз? А вот Юльке хочется поговорить, ей хочется, чтобы он пришел вечером с этой гребаной работы и еще принес ей в клюве что-нибудь интересное, эдакое, что заняло бы ее мысли хоть на сутки. Где он это самое возьмет? Он что, общается со знатоками из «Что? Где? Когда?»?

Было время, он много читал. Но потом вдруг потерял к этому вкус. Как в каком-то детском фильме пел султан: «Ах, увы, увы, увы, я утратил вкус халвы». Вот так и он утратил вкус чтения. Последнее, что ему удалось одолеть, была автобиография Агаты Кристи. И что? И ничего — ни уму, ни сердцу. Оставь меня, Юлька, в покое, я не знаю, о чем тебе рассказать…

Но всего этого не должна была знать встретившаяся ей из прошлого Рита. Рита должна была увидеть благополучное семейство, где царит покой и достаток. Да, на роскошь не хватает денег, а кому из честных людей нынче хватает?

— Ну, а у тебя как? — с преувеличенным интересом подняла бровки Юля. — Стала акулой пера?

— Акула пера утонула, — с улыбкой ответила Рита. — Но деньги я зарабатываю, скрипя пером.

— Как это?

— Главное, Юленька, — вовремя сменить пластинку. Вовремя понять, что от тебя хочет сегодняшний день. А то, чего хочешь ты, — это твои личные трудности.

Рита хорошо помнила тот день, когда она «сменила пластинку», когда она, если выражаться языком Макса, «переломила себя по хребту»…

Проклятое сверло дрели впивалось прямо в правое ухо: и-и-ззу-трр! Рита, конечно, уже не спала, но все равно натянула упрямо на ухо подушку мужа и зажмурила глаза: «Я не обязана вставать «по сверлу». Сволочь, гад! С утра пораньше!»

«С утра пораньше» было десять часов пятнадцать минут. А кто «сволочь и гад» — неизвестно: дом двадцатидвухэтажный, трехподъездный — сверлить могли где угодно: сверху, снизу, справа, слева… Эффект один — сверлили именно у тебя в комнате. Рита тяжело вздохнула, но бороться с этим бессмысленно, тем более, что пора вставать. Она решительно отшвырнула подушку и резким движением откинула одеяло.

— Ванька, вставай! — изо всех сил крикнула Рита, стараясь переорать дрель.

За завтраком в тот день Ваньке влетело лишних раз десять. Рита была на нервах, так как из ванной ее вытащил телефонный звонок. То была Ирина Владимировна, заведующая отделом морали журнала «Столичная весть».

— Ритуля, как дела? В следующий номер хочу заложить твой материал. Ты что-то там говорила о статье по материнству или детству, или о здоровой беременности — не помню… Он в каком виде?

— Готов, готов, — забормотала Рита. — Только он не совсем об этом…

— Неважно, неси. Место есть, материал нужен страничек на десять. Сегодня можешь? Отлично, жду.

На самом-то деле это был очередной материал о женском феминистско-дискуссионном клубе «Омега», то есть и о материнстве, и о детстве, и о здоровой беременности, и о многом еще. Рита пасла этот клуб еще со времен работы на «Радио-парк», да и они, эти дамы-феминистки, тоже с нежностью относились к ней, ведь ими, откровенно говоря, не особенно интересовалась журналистская братия. Пока… Они были уверены, что успех, шум, пресса и телекамеры на каждом их заседании еще впереди. А эта милая молодая женщина с диктофоном — это только начало, хотя и на редкость преданное: аккуратно ходит на собрания, всегда с блокнотиком, диктофоном или «репортером», периодически дает небольшие репортажики для «Радио-парк», у некоторых дам берет интервью… О, как это было давно! «Радио-парк» в Ритиной жизни больше не существовало…

Рита скоренько пробежала глазами материал. Вполне! Можно нести со спокойным сердцем. Осталась последняя проблема — пристроить Ваньку. Звонить маме? Нет, лучше ее не обнадеживать возможностью публикации (последняя была уже два месяца назад), а то вдруг опять ничего не выйдет? Мама Ольга Михайловна очень болезненно переживает эту Ритину… «нигдешность», что ли? Человек, который нигде. И нигде особенно не нужен. Ольга Михайловна до пенсии проработала врачом-окулистом, и ее нужность людям доказывалась по десять раз на дню.

— Иди врачом! — внушала она дочери. Без толку. Дочь, как завороженная, наблюдала газетную, суетную жизнь отца. А в самый огромный раж ее приводила с детства подпись в конце статей — Евг. Катаев.

Ванька пристроен к соседке — доброй, одинокой бабуле. Слава Богу, она сейчас в добром здравии, не то, что всегда. Хороший знак!

Рита идет в ванную комнату и замирает перед зеркалом. «Будем из унылой, «нигдешной» морды делать прелестное лицо светской женщины из самой гущи жизни. Это мы умеем».

Тяжелая дверь редакционного подъезда сначала никак не поддавалась. Рита давила, давила, вся взмокла… Неужели она так ослабела? Наконец, эта чугунная зараза смилостивилась и дала ей проскользнуть в образовавшуюся в результате титанических усилий узкую щель. Рита вырвалась на свободу, на свежий воздух. И тут же плюхнулась на ближайшую скамейку — сил не было. Все они ушли на выслушивание замечательного монолога Ирины Владимировны:

— Ритуля! Ну что это, честное слово? Всерьез феминизмом увлеклась? Это ж бешеные, сексуально неудовлетворенные дамы. Ведь, сознайся, все безмужние, да? Что значит — не совсем? Скажем прямо — непротраханные, прошу прощения. Вот и бесятся. А ты, наивная, веришь, слушаешь, пишешь. Нет, кто спорит, дела они говорят много и дурами их не назовешь. Но все это, как ты ни пыталась сгладить, насквозь проникнуто бабской истерикой и вагинальным зудом, прошу прощения. Ты че запала-то на них? Я-то думала, ты уже переболела и делом занялась… Ритка, меняй тему срочно, а то перестану верить в тебя. Тебе мало «Радио-парк»?

Слова Ирины Владимировны звенели в Ритиной голове колоколом — от уха к уху, от носа к темечку и повторялись, повторялись до бесконечности…

Это надо было как-то остановить, надо зациклиться на одной какой-то мысли. Ага, вот: сменить тему, сменить тему. Конечно, она так и сделает, куда ж ей деваться! Уже третий год неудач, поражений. Третий год… Второй раз ее прикладывают… «Радиопарк».

Мужеподобная и весьма «озабоченная» политическая обозревательница «Радио-парк», кривя в презрении и без того кривые губы, вещала:

— И к чему нам, острому политическому радио эти дамские фитюльки? Кому это надо? Нет, скажите, кому-нибудь из присутствующих здесь это надо?

— Ну почему же, Надюша, тема нужная, — ворковала горбоносая коротышка, прижимая к сердцу коробку со своей очередной передачей из цикла «Мы странно встретились…» — эссе о «мимолетностях» — нечто сиропно-сладкое, приправленное высоколобой дурью. — Женская тема — это актуально. Тут дело в у-уровне.