Фамильные ценности, или Возврату не подлежит - Олег Рой Страница 7

Кэт осталась молодой прекрасной вдовой. Небедной, кстати, вдовой. Весьма небедной. Немногочисленные приятельницы люто ей завидовали – вот за что, за какие такие достоинства этой фифе все прямо в руки плывет? И ведь не за достоинства – просто так! Ведь свинство же это, граждане – некоторым все, а другим ничего! Три смерти самых близких почти подряд – это у нас теперь называется «все», да-да. Но тем, кто роняет слюни, облизываясь на чужое «благоденствие», такие мысли в голову не приходят.

Не завидовала, пожалуй, только Аркадия, с которой Кэт познакомилась где-то между двумя своими замужествами. Начавшаяся было дружба в «кировский» период почти сошла на нет, но, возвращаясь между дипломатическими поездками в Москву, Кэт звонила Аркадии непременно. Единственной, не поедавшей ее завистливыми взглядами. Вот чего, в самом деле, эти «светские» дамочки так злобятся? Кэт искренне не понимала. Чему завидовать-то? Не феей же она в воздушных замках обитает, вполне земная жизнь. Ну деньги, да, и что? Богатством Кэт и впрямь не слишком дорожила. Путешествовать чисто ради поглазеть на достопримечательности – фи, какая скука. Да и насмотрелась, признаться, за «кировский»-то период и прекрасных пейзажей, и достопримечательностей разной степени значимости. Наелась. Как и «вхожести» в какое-то там «высшее общество», кстати. Да и ей ли, Воротынской-Бобринской, стремиться к «высшему» обществу? Она и так оттуда, просто по праву рождения. Вот если бы нужно было «наверх» своих потомков проталкивать, может, она бы и засуетилась. Но детей у нее так и не было. В первом браке – уф, обошлось. А для Кирилла Леонидовича ребенком, пожалуй, была она сама.

Так что деньги и статус – это, конечно, прекрасно, усмехалась Кэт, но не будет, тоже не беда, уйду в портнихи или переводами прокормлюсь, очень интересно может выйти.

В портнихи она, впрочем, не ушла, хотя, овдовев, было дело, заскучала, почти затосковала от открывшейся вдруг неприкаянности. Но ненадолго.

Родительское наследство, благополучно дожидавшееся ее в подвалах швейцарских банков (вообще-то на счетах, разумеется, но «в подвалах швейцарских банков» звучало куда романтичнее), за десятилетия, в течение которых к нему никто не касался, изрядно выросло. И теперь Кэт была не просто обеспеченной, а богатой. Очень богатой. До Ротшильдов с Рокфеллерами далеко, но все же, все же.

Бог велел делиться, усмехнулась Кэт и, подключив кое-какие связи, накопившиеся за «дипломатические» годы, основала благотворительный фонд. Сперва слепым котенком тыкалась – непонятно было, с какой стороны за это браться – потом потихоньку, полегоньку дело пошло. Даже в «лихие девяностые», когда за полсотни тысяч долларов похищали, а то и убивали, Кэт никто не тронул. Не то потому, что фонд был все-таки швейцарский, и основные дела она предпочитала вести из Лозанны. Не то благодаря покровительству МИДа. Не то потому, что шубами и бриллиантами Кэт налево и направо не размахивала. А может, и впрямь императрица Екатерина берегла с того света свою «наследницу и продолжательницу», кто знает.

Аркадия Васильевна иногда поддразнивала подругу: мол, тщеславие тобой движет, не помощь нуждающимся тебя волнует, а собственные амбиции – ах, благотворительный фонд княжны Бобринской-Воротынской, все в восторге, оркестр играет туш, аплодисменты переходят в несмолкающие овации, ура! Кэт отбивалась: ну даже если так, что в том дурного? Почему не возродить славу хороших фамилий? Вон Толстой, один из многочисленных потомков Льва Николаевича, «Ясную Поляну» чуть не из руин поднимает. И Вяземские, и Головины, и Уваровы, и прочие, помельче, кусочки былых поместий выкупают и восстанавливают. А на мне сразу две фамилии, неужто так их и отпустить в полное забвение? Раз уж детей у меня не случилось, сделаю, что смогу.

Постепенно Кэт освоилась с новой деятельностью и увлеклась ей изрядно. Выделяла стипендии талантливым молодым художникам и музыкантам, помогала отысканным в разных глубинках одаренным детям и детским домам. Да не просто деньгами – просто деньги давать глупо, разворуют, и не потому, что люди такие плохие, а потому что бедность развращает куда сильнее богатства – помогала «со смыслом». Небольшому алтайскому детдому, наполовину кормившемуся с «приусадебного хозяйства», подарила трактор и грузовичок. В другом, под Смоленском, оборудовала такую спортивную площадку, что любому стадиону на зависть. Директриса, чуть не плача, рассказывала, что детишки не только болеть куда реже стали, но почему-то даже успеваемость резко повысилась. От упражнений на воздухе, что ли? Или просто от того, что делом стали заниматься, а не слоны слонять?

Самой Кэт слоны слонять было решительно некогда. Жить стало опять, как в «кировский» период, очень интересно, а работы обнаруживалось столько, что за три жизни не переделаешь. Встречаясь с Аркадией «за рюмкой кофе», Кэт смешно округляла глаза и шевелила тонкими пальцами: рук, дескать, не хватает на все. Правда, на косметологов, массажистов и прочих мастеров «индустрии красоты» она времени не жалела, как, впрочем, и на серьезные до суровости занятия фитнесом и йогой: если сама себя в медузу дряблую превращаешь, никакие косметологи и массажисты тебя наливным яблочком не сделают. Но даже романы, случавшиеся время от времени, Кэт проворачивала «в жанре спринта», недосуг, мол.

И вот теперь – нате вам, молодой любовник. Не то беда, что молодой, инструкторы на пляжах Ибицы и моложе случались, а то беда, что как-то очень уж надолго этот «малыш» при Кэт задержался. Бог знает, что за персонаж. Аркадия Васильевна хмыкнула. Тихонько, почти про себя, но Кэт, разумеется, услышала:

– У Екатерины тоже, знаешь, не все фавориты семи пядей во лбу были, вспомни Ланского, болван болваном, зато красавец редкостный. Так что мой малыш, который, кстати, совсем не тупица, можно сказать, вполне в семейной традиции.

– Да на что он тебе вообще сдался? – недоумевала Аркадия Васильевна. – Ну видный, да, вполне себе Брэд Питт или кто там нынче самый модный секс-символ? Ну и что?

– Цветы каждый день приносит, представляешь? – Кэт мечтательно закатила глаза.

Брови Аркадии Васильевны вскинулись вверх так стремительно, точно их кто-то дернул за специальные ниточки.

– Да уж… впечатляет… Ты впечатляешь, – пояснила она, скептически поджимая губы. – Можно подумать, ты серая мышка, которой в жизни никто никогда самой занюханной гвоздички не преподнес, Золушка-замарашка, всю жизнь просидевшая в самом темном и дальнем углу. Да цветов, которыми тебя осыпали – и, насколько мне известно, продолжают осыпать, не только ж «малыш» тебе букетики таскает, – этой флоры вполне достаточно, чтобы собственный цветочный магазин открыть.

– Ну… дарили… – Кэт пренебрежительно дернула худеньким плечиком. – Только мне все как-то, знаешь, мимо было. Нет, ну приятно, конечно, но как-то так… А как его с цветами увижу – и тепло сразу, и звезды вспыхивают, и я такая легкая-легкая… Как воздушный шарик… вот прямо так и улетела бы в небеса…

– Да он, подруга, не дури ли какой-то в букеты свои добавляет? – забеспокоилась Аркадия. В шутку, конечно, но все-таки. Воздушный шарик она, извольте радоваться. Надо же!

– Ага, – подмигнула Кэт, подхватывая шутку. – И вообще систематически меня всякими разными экстази опрыскивает, точно-точно. Что там – цветы! Он едва за руку меня берет, и я тут же таю, таю, таю… Я, знаешь, влюбилась, наверное… на старости лет… впервые в жизни. Впервые в жизни что-то такое почувствовала.