Лакуна - Барбара Кингсолвер Страница 71

Ашвилл — не худшее место. Наш городок раскинулся на склонах Грейт-Смоки-Маунтинс; вокруг него — высокогорные вершины и вековые леса. По долине текут, извиваясь, реки Суоннаноа и Френч Брод; собственно, благодаря им и возник городок. Мистер Джордж Вандербильт счел выгодным добывать в горах уголь и лес и сплавлять на баржах по рекам (а впоследствии — перевозить по железной дороге). На этом он сколотил состояние, большую часть которого и по сей день можно видеть в поместье Билтмор. Если вам охота заплатить пятьдесят центов, чтобы взглянуть на миллион долларов, это можно сделать в любой день, кроме воскресенья. В особняке есть бесценные полотна, библиотека, сорок спален и шахматный столик Наполеона. Впоследствии, во время войны, мистеру Шеперду довелось работать в особняке, но на экскурсию он туда никогда не ходил.

В нашем городке, как и везде, есть свои негодяи и свои герои. В ноябре 1930 года обанкротился «Центральный банк и траст», в котором город держал все свои средства. Это была катастрофа. Городским служащим несколько месяцев не платили жалованье. Я тогда была машинисткой у начальника канцелярии муниципалитета, с трудом сводила концы с концами, но мы все равно ходили на работу. Потому что за простой нам тоже никто платить не собирался. Другие потеряли гораздо больше. Пустовали не только отобранные у хозяев и выставленные на продажу дома в лучших районах города — Гроув-парк, Бокетчер-маунтин, — но и старинные особняки в лесах вдоль Таннел-роуд, вьющейся вниз по склону Блу Ридж.

По этой-то дороге мистер Шеперд и приехал в город, когда автострада неожиданно закончилась. Спустя несколько дней и ночей пути по высокогорью он очутился в длинном туннеле через ущелье Суаннаноа, из темноты которого и вынырнул в долину. Путешественник остановился на Таннел-роуд у одного из больших домов, переделанных в пансион. Владелица дома, миссис Битл, была вдовой; дети ее уже выросли. В 1934 году положение ее стало настолько отчаянным, что она пустила жильцов. Я была первой ее постоялицей. Всякий раз, как появлялись свободные места, миссис Битл выставляла во дворе табличку: «Чистые комнаты с обедами за десять долларов в неделю. Здесь живут только хорошие люди». Вероятно, формулировка привлекла мистера Шеперда, заставила его изменить путь и положила конец его долгим странствиям.

Миссис Битл привязалась к нему и даже позволила безо всякой дополнительной платы поставить «родстер» к ней в гараж. Мистер Шеперд долгие годы поддерживал этот автомобиль в порядке, хотя, разумеется, ближайшее время машине предстояло провести в гараже. В войну было невозможно купить ни новый автомобиль, ни бензин для старого. На заводах «Крайслер» делали танки, «Форд» собирал двигатели «Циклон» для бомбардировщиков; автомобили же и тот и другой выпускать перестали. Железная дорога вместо леса мистера Вандербильта перевозила людей и боевую технику, а аэропорт Ашвилл-Хендерсонвилл забрали военные. В особняках, пустовавших с тех пор, как город обанкротился, поселились семьи государственных служащих, которые рассудили, что у нас безопаснее, чем в столице, после нападения японцев на нефтезаводы в Лос-Анджелесе. Нацисты что ни день топили американские танкеры у самых берегов Каролины. Все боялись, что на очереди наши мраморные залы. По этой причине Национальная галерея перевезла большинство своих экспонатов на хранение в поместье Билтмор.

Мы гордились, что нам поручено хранить такое сокровище. Прежде нашему городку никогда не выпадала такая честь. Все было готово в мгновение ока. Тогда была на счету каждая мелочь: корсеты, туфли, заколки, — но мы не жаловались. Армейский корпус занял торговые ряды в центре города, что было даже к лучшему: все равно магазины стояли пустые. Ходили слухи, что в «Гроув-парк инн» сидят высокопоставленные военнопленные. Мы решили, что в гостинице держат под замком самого Муссолини; именно он лежит в огромных старинных ваннах, сидит в ройкрофтовских креслах и с тяжелым сердцем ждет заслуженного наказания.

Военные устраивали в Вудфин-хаус вечера танцев, но я не ходила. За год до Перл-Харбора мне стукнуло сорок, и любезничать с солдатами я уже была старовата. Хотя, конечно, в войну мы все в определенном смысле чувствовали себя молодо. Наш город снял трамвайные рельсы, чтобы послать на переплавку, а потом дошло дело и до железных решеток на старом здании тюрьмы! Мы считали, что во время войны ни у кого из американцев рука не поднимется совершить преступление. Все как будто слегка помешались.

Мистер Шеперд старался не привлекать к себе внимания. В пансионе гадали, почему его не призвали в армию. Остальные постояльцы были либо одинокие женщины, либо мужчины, по той или иной причине признанные негодными к службе. Мы решили, что мистер Шеперд, как многие его сверстники, не прошел по состоянию здоровья: вел он себя странно, держался особняком и был невероятно худ. Буквально кожа да кости. Многим мальчишкам пришлось так туго во времена Великой депрессии, что спустя десять лет, когда их призвали в армию, они не прошли медицинскую комиссию. Видимо, голодное детство дало о себе знать: либо сердце, либо зубы, либо ноги, но что-то в них непременно недотягивало до общих требований. И таких молодых людей, к сожалению, было немало, целых тридцать девять процентов. Я это знаю, потому что служила секретарем на призывном участке. Я повидала многое, и, насколько могу судить, мистер Шеперд явно принадлежал к их числу. Впоследствии его призвали на гражданскую службу, но об этом я еще расскажу.

Чтобы платить за комнату у миссис Битл, он подрядился готовить для остальных постояльцев, которых было шестеро, включая и саму хозяйку. Завтраки и ужины, а по воскресеньям — обеды. Так повелось примерно с начала войны. Он умело растягивал продовольственные талоны на весь срок действия. Миссис Битл выросла в богатой семье и совершенно не умела считать деньги. Она собирала талоны у всех постояльцев, получала продукты — и все равно к субботе оставалась лишь банка горчицы да коробка овсяных хлопьев «Ралстон». Бедняжка никак не могла понять, в чем тут дело, хотя мы и пытались ей объяснить. Она путала жетоны с талонами. Мистер Шеперд предложил свои услуги и блестяще справился с задачей. В понедельник брал наши карточки категории А, В и С, добавлял к ним жетоны на мясо и шел в город, чтобы первым получить все самое лучшее. А потом кормил нас всю неделю; еще и оставалось.

Вся хитрость была в фруктах и овощах. По талонам их не выдавали, в списке были в основном расфасованные продукты, супы, тушенка и прочее, что можно было отправить за границу. Что же до миссис Битл, то она, вероятно, искренне полагала, будто горох растет на кусте уже замороженным, а сыр делают не из молока, а добывают из упаковок. Но мистер Шеперд сказал, что в Мексике каждая кухарка знает, как из ничего приготовить обед. Он нарезал помидоры в соус быстрее, чем миссис Битл открыла бы консервную банку с томатной пастой. Весной, потеснив хозяйкины георгины, сажал овощи. Миссис Битл возмущалась; остальные радовались.

Копаясь в грядках, мистер Шеперд смахивал на огородное путало: это подметил Редж Борден, один из постояльцев, который как-то наблюдал за ним в окно. Молодой человек был очень высок и отличался крайней худобой, которая больше смахивала на истощение. В нем угадывался какой-то страх, больший, чем просто застенчивость. Не то чтобы он был робок или пуглив. Ему ничего не стоило накрыть банкой забравшуюся в буфет мышь, а как-то раз он по всему дому гонялся за воробьем, от которого миссис Битл в ужасе запрыгнула на стул. Всегда был готов помочь передвинуть шкаф и в целом производил впечатление настоящего мужчины. Но иногда случалось нечто, от чего мистер Шеперд буквально цепенел. Например, боялся вида крови; от неожиданно громкого звука у него дрожали руки. Если на кухне вдруг падал на пол нож, бедолага бледнел от испуга, точно увидел привидение. Иногда по нескольку дней не выходил из комнаты, чаще всего летом. Приходилось миссис Битл самой вставать к плите, а нам — терпеливо съедать приготовленное хозяйкой, сетуя, что бедный мистер Шеперд снова подцепил грипп. При этом мы прекрасно знали, что инфекция тут ни при чем. Это правда: на него находило без всяких видимых причин. Мог испугаться Реджа Бордена, появившегося в плаще на пороге комнаты. Ни с того ни с сего.