Англия и Уэльс. Прогулки по Британии - Генри Воллам Мортон Страница 72

Йоркская ратуша является одним из самых живописных зданий в Англии. Ее деревянная крыша покоится на мощных дубовых колоннах, каждое из которых потянет на полновесное дерево. Сквозь витражные стекла проникает сумрачный свет, который отражается в отполированных до блеска стенах.

В дальнем конце зала располагался помост под пышным балдахином, на нем восседал лорд-мэр в своих пурпурных одеждах. Перед ним на столе лежали великий меч Сигиз-мунда и серебряный церемониальный жезл Йорка. Городские сановники разместились по обе стороны от лорд-мэра, а толпа серьезных, молчаливых сироток села напротив: девочки слева, мальчики справа. Косые лучи солнца падали сквозь высокое западное окно, расположенное за троном лорд-мэра, и образовывали цветное озерцо света на каменном полу. Мы с американцем застыли в дверях ратуши, захваченные врасплох великолепием этой сцены: фигуры серьезных чиновников в торжественных одеждах, блеск мечей и старинных пистолей на стенах и свежие, невинные лица детей. Маленькие девочки в серых казенных платьицах робко вышли на середину зала и начали танцевать в падающих лучах солнца.

Пианист наигрывал простенькую мелодию морриса. Юные воспитанницы — с их тоненькими детскими талиями, туго заплетенными косичками, изящными ножками в грубых черных чулках и заученными улыбками на губах — попарно вставали, кружились в танце (лишь тоненькие косички взлетают на поворотах), менялись местами, выделывали различные па и, раскрасневшись от волнения, удалялись на свои места.

Лорд-мэр сидел, опершись подбородком на руку, и серьезно наблюдал за происходящим действом поверх лежащего на столе жезла. Все вместе это составляло одну из самых прелестных картин, какую мне доводилось наблюдать в городах Англии.

Церемония продолжалась. Девочки танцевали — попарно или небольшими группками, а коротко стриженные мальчики-сироты громко аплодировали после каждого номера.

— Черт, во всем этом есть что-то такое, — прошептал американец, — что и словами-то не определить… Но пробирает до самого нутра.

— А лично мне приятно осознавать, — ответил я тоже шепотом, — что лорд-мэр одного из старейших и известнейших в мире городов может посвятить полдня бедным детям. Причем не швырнуть, как подачку, а именно посвятить — прийти вместе со своими помощниками и принести с собой важнейшие регалии города!

— Тут вы абсолютно правы, сэр… Но мне хотелось бы кое-что добавить. Я уже говорил вам, помните, что это одно из самых чудесных зрелищ, которое я мог только мечтать увидеть. И для меня это станет главным воспоминанием об Англии. Вы только взгляните на ту рыжеволосую крошку… как солнце играет у нее на волосах! Полагаю, они просто не смогли упрятать такую копну волос в косичку. Не девочка, а картинка!

Тем временем музыка смолкла. Последние танцорки закончили выступление и вернулись на свои места, уселись, расправляя казенные платьица на коленях, и приняли строгий и чопорный вид. В зал внесли стопку книг, лорд-мэр взял их в руки исполнялся для официальной речи. Он заявил, что город Йорк гордится своими воспитанниками и ждет от них великих дел в будущем. Они должны стать хорошими людьми. Ничто не сможет помешать осуществлению их планов. Обращаясь к мальчикам, он напомнил, что один из последних лорд-мэров сам был из числа сирот.

Дети, лишившиеся отцов и матерей, смотрели широко открытыми глазами и внимательно слушали отца города.

Затем началась раздача призов.

— Дженни Джонс, — объявил лорд-мэр, — приз за доброту к малышам! (Со стороны мальчиков раздались громкие аплодисменты).

Зардевшаяся Дженни поднялась со стула, получила свой приз>(сделала низкий реверанс в сторону меча и жезла города Йорка, затем вернулась, прижимая подаренную книгу к груди.

— Джон Робинс, приз за успехи в садоводстве!

Теперь поднялся с места здоровяк Джон, получил подарок, поблагодарил и пошел на место, прижав книгу к голубой курточке с начищенными медными пуговицами…

На столе возле меча лежала большая куча апельсинов и два мешочка с новенькими блестящими шестипенсовиками. Сироты Йорка один за другим пересекали зал, проходя по солнечному пятну на полу, подходили к столу и принимали из рук лорд-мэра подарок — апельсин и монетку. Когда последний ребенок вернулся на место, в рядах чиновников на помосте возникло движение. Тотчас раздался звон шпор начальника полиции, из зала вынесли меч императора Сигизмунда, за ним последовал серебряный жезл Йорка. Послышалось шуршание шелка: это поднялся лорд-мэр, за ним секретарь городского совета, олдермены — все они неспешно покинули зал и вышли в ласковый свет ранних сумерек…

Мы с моим другом вышли вслед за ними на улицу с чувством, что этот старый импозантный город оказал нам большую честь, допустив на ежегодный праздник своих сирот. На углу мы повстречались с толпой туристов, которые что-то шумно обсуждали, уткнувшись в карту.

— Сдается мне, — задумчиво произнес американец, — что за последний час мы узнали о Йорке больше, чем эти бедняги с путеводителем смогут узнать за миллион лет.

По-моему, он в некотором смысле был прав.

Эта глава знакомит читателя с американцами в Бостоне, Линкольне и Питерборо, а также представляет самое маленькое и самое счастливое графство Англии, где смысл жизни сводится к умерщвлению лис и коллекционированию лошадиных подков.

1

Города, как и люди, имеют свои причуды. По количеству этих причуд я бы даже скорее сравнил их с капризными женщинами (да простит мне женский пол данное обобщение).

Некоторые города любят играть в прятки с путешественниками: они до последнего момента скрываются за высокими холмами, как бы не желая себя обнаруживать. Вы едете по дороге, ни о чем не подозревая, сворачиваете за угол, а они тут как тут — неожиданно вырастают за поворотом. Другие предпочитают удивлять вас, внезапно появляясь посреди голой равнины. Но есть и такие — правда, их совсем мало, — которые загодя вырисовываются на фоне безоблачного неба и издали приманивают своей красотой. Линкольн как раз принадлежит к последним.

Линкольн — это расположенная в глубине страны гора Сент-Майкл. Плоская болотистая равнина простирается до самого горизонта, издали она напоминает желто-зеленый океан — океан зеленой травы и желтой пшеницы. При таком ландшафте, да еще в ясную погоду, башни Линкольнского кафедрального собора видны на расстоянии в тридцать миль. Старая римская дорога пересекает равнину и упирается в холм, на котором раскинулся город. Все вместе составляет один из самых характерных пейзажей Англии. Он является олицетворением Болотного края, а мгновенная перемена ландшафта, столь свойственная для нашей страны, красноречиво гласит: вы покинули Север и въехали в равнинные земли Юга.

Проезжая Киртон-ин-Линдсей, я увидел Эрмин-стрит, которая ровной лентой тянется на протяжении шестнадцати миль и в конце концов упирается в Линкольнский холм. Двигаясь по этой маленькой, чистой дороге, вы постоянно видите собор. С каждой минутой, даже секундой его башни увеличиваются в размерах, пока на последней миле не вырастают в полный рост, шпилями упираясь в небеса. Я ехал и напевал походный марш легионеров о Лалаге и Римини…