Страна приливов - Митч Каллин Страница 8

А в тот день, когда в их спальне лежал труп моей матери, пришла моя очередь утешать. Последствия передоза длились часов двенадцать, пока все не кончилось. Сначала она просто неровно дышала, но под конец стала вся синяя, зрачки превратились в маленькие точки, а отец все надеялся, что она выкарабкается. В последней попытке привести ее в чувство он плеснул холодной воды ей на лицо, но это не помогло.

— Ну, пожалуйста, не грусти, — говорила я, прижимаясь головой к его плечу. — Поедем в Ютландию, если хочешь.

Тут он даже усмехнулся:

— Вот было бы здорово!

— Да, — добавила я, — а еще теперь можно есть ее батончики.

Тут он прижал меня к себе и сказал:

— Никому тебя не отдам. Не будет этого. Мы уезжаем, ладно?

— Ладно.

Пока я торопливо собирала вещи, отец завернул мать в простыни с головой. Потом позвал меня.

— Будь она кораблем викингов, — объявил он, — мы похоронили бы ее с лошадьми, едой и золотыми блюдами.

Он уже надел свой рюкзак, ему явно не терпелось уйти. Я стояла рядом с ним с чемоданом в руке и смотрела на спеленатый труп. Даже в смерти от нее воняло немытым телом.

— Хочешь что-нибудь сказать?

Я пожала плечами:

— Не знаю. Она похожа на мумию.

Он вздохнул:

— Ну и ладно, а я все ей сказал, пока она была жива, так что нечего попусту тратить время.

Порывшись в кармане, он вытащил оттуда зажигалку «Бик», щелкнул ею и попытался поджечь матрас. Но пламя никак не занималось, так что в конце концов он бросил эту затею и сказал:

— Все равно идея была дурацкая. Так ведь можно и дом спалить со всеми, кто в нем есть.

Когда мы второпях выходили из комнаты, я в последний раз оглянулась на мать, вспоминая, как она хрипела перед смертью. Ее легочные артерии полностью забила сгустившаяся кровь, жидкость начала проникать через капилляры в легкие. В предсмертной агонии она так взбрыкивала своими рыхлыми ногами, что казалось, кроватные пружины вот-вот лопнут.

— Пошли, — позвал отец. Он ждал в конце коридора. — Не смотри на нее, это к несчастью.

— Мама и правда мертвая, — сказала я, поворачиваясь к нему.

Стискивая ручку своего чемодана, я подумала: бедная королева Гунхильда, надо же, взять и вот так утонуть в болоте.

Была еще ночь, когда появился таинственный поезд. Его свист ворвался в мои сны, прикинувшись звонком в дверь.

Лежа на холодном кухонном полу, я слушала, как вдоль бабушкиного участка внезапно налетевшим шквалом несется товарняк, и представляла себе школьный автобус, который дрожит на лугу. Свист становился все слабее, и скоро я уже не слышала ничего, кроме ночного диджея, который женским голосом читал по радио новости:

– Из Белого дома получена неясная информация, противоречащая более ранним заявлениям…

Я протерла глаза и зевнула. Потом села и, сощурившись, оглядела кухню.

Открытая бутылка стояла на краю стола. Крошки печенья усеивали пол. Халат был в мокрых пятнах от воды, которую я неаккуратно пила прямо из бутылки. Но в горле у меня было сухо, а когда я лизнула трещину на губе, то вместо крови почувствовала вкус арахисового масла.

— Чудо, — шепнула я себе, ощущая, как маслянистая жидкость начинает курсировать по моим венам. И если бы в тот момент мне не стало вдруг одиноко, то я, наверное, рассмеялась бы при мысли о том, что я теперь Девочка Арахисовое Масло — кожа, кости и паста из съедобных семян.

Поднявшись с пола, я позвала:

— Папа? Я на кухне!

Полы халата все время лезли мне под ноги, так что я притворилась, будто это такие атласные тапочки, и зашаркала ими к плите. Там я взяла в руки радио и зашаркала прочь из кухни, через столовую в гостиную.

— Папа? Я была на кухне. Папа?

Я надеялась, что, услышав мой голос, отец проснется, точно разбуженный криком петуха. Его лицо снова приобретет осмысленное выражение, неестественная неподвижность пройдет. И он проворно поднимется с кресла. Но, стоя перед ним с карманным радио в руках, я заметила только одну перемену в его внешности. В тусклом свете лампы было видно, что его губы посинели, а грудь перестала опускаться и подниматься в такт дыханию. Приподняв темные очки, я натолкнулась на леденящий душу взгляд — оба зрачка сократились так, что от них остались едва заметные точки, — и тут же опустила их на место.

— Я тебе вот что принесла, — сказала я, кладя радио ему на колени. Потом устроилась на полу у его ботинок, накрыв халатом колени, и стала смотреть вверх, на его неподвижную фигуру.

— Три человека погибли в автокатастрофе, — сообщил диджей. — Автобус с девушками из группы поддержки Техасского университета в Остине перевернулся вчера возле Джорджтауна, тренер и две девушки погибли. Семеро ранены, четверо находятся в тяжелом состоянии. Причины катастрофы выясняются.

Я тут же вспомнила, как, пока мы ехали на «грейхаунде», отец все время прижимал к уху приемник, вслушиваясь в подобные сообщения.

— Меня будут искать, — говорил он мне. — Надо отслеживать информацию по мере поступления. — Но за всю дорогу никто так и не упомянул ни о нем, ни о трупе моей матери, что, кажется, его слегка обескуражило. — Похоже, никому я не нужен, Джелиза-Роза, — сказал он потом. — Вшивого газетного заголовка и то не заработал.

И вот теперь, сидя перед ним на полу, я захотела рассказать ему о том, как он нужен мне и как хорошо быть с ним в Рокочущем, хоть это и не Дания. Мои усталые, слипающиеся глаза невольно наполнились слезами.

— Ты не виноват в том, что она умерла, — сказала я. — Все равно она была плохая.

— Ладно, не раскисай, — представила я себе его ответ. — Все в порядке.

Но ничего не было в порядке, и я так ему и сказала.

— Все очень плохо!

Я скорчилась на полу рядом с его ботинками, моя грудь судорожно поднималась и опускалась.

— Все нормально, — сказал бы он мне. — Тебе ничто не угрожает.

И я представила себе, как его рука нежно гладит меня по шее, успокаивая.

Измученная, я снова начала засыпать. Но прежде чем сон окончательно сморил меня, я представила себе Болотного Человека — как он лежит на своем торфяном ложе. Вот он лезет из-под земли наверх, и его кости глухо скрежещут. Но в ту первую ночь в деревне мысль о нем почему-то показалась мне не такой страшной.

— Он лежит там уже тысячу лет, — сказал отец однажды. — Лежит себе и ждет, когда можно будет вернуться к жизни.

— Пожалуйста, вернись к жизни, — взмолилась я, осознавая сквозь сон, что радио на коленях у отца слышно все хуже, потому что в нем садятся батарейки. — Пожалуйста.