Князь тумана - Мартин Мозебах Страница 8

5. Игры в дни ожидания

— Главное для коммерсанта — умение ждать. Нам платят за ожидание. Коммерсант — это рыболов с удочкой, — говорила госпожа Ганхауз в тревожные дни ожидания, когда всех лихорадило от нетерпения, а «Гельголанд» все стоял в сухом доке.

Корабль оказался еще более изношенным, чем предполагалось сначала. Во всяком случае, с полного согласия капитана Рюдигера в доке каждый день кипела работа и на судне что-то наспех сколачивали, привинчивали и подкрашивали. Несмотря на свою невозмутимость, даже госпожа Ганхауз, хотя и не во всеуслышание, все-таки выражала нетерпение: «Эти господа так суетятся, будто мы собираемся зимовать во льдах». Но трубить о том, что зимовка не входила в их планы, они, разумеется, остерегались. Однако на этом этапе, или, как она выразилась, «на стадии окукливания», она начала привлекать к затеянному предприятию внимание финансистов, словно остров Медвежий был у нее уже в руках. В ее изложении получалось, что предприятие по освоению Медвежьего острова с первых же шагов показало блестящие результаты. Фраза, которой она выразила это впечатление, окрылила фантазию Лернера: «В мире так много придурочных денег, что только успевай подбирать». Образ «придурочных денег» очень понравился Лернеру. При этих словах в его представлении возникала картина тупого скопища бестолковых свиней. Их можно было сгонять в стадо прутиком. Смирные нежно-розовые свинки позволяли делать с собой что угодно. В своем восторженном упоении он совсем забыл, как сердился недавно на эту госпожу Ганхауз. Теперь как-то само собой получилось, что он рассказал ей о двоюродном братце Валентине Нейкирхе, «достославном родственнике», как братья Лернеры называли между собой этого члена семьи, директора цвиккауского горнорудного предприятия. Вне всякого сомнения, он будет чрезвычайно ценным советчиком во всех вопросах, связанных с угледобычей на Медвежьем острове. И возможно, это предприятие заинтересует его настолько, что он захочет войти в долю. Однако обращаться к двоюродному брату с одними прожектами не имеет смысла, с ним надо разговаривать, имея в руках солидные факты. Вечные прожекты братца Теодора для братца Нейкирха все равно что красная тряпка для быка. Так оно и оказалось. При одном лишь упоминании имени братца Теодора Лернера госпожа Ганхауз, которая позвонила в Цвиккау, ни словом не обмолвясь об этом заранее своему компаньону, тотчас услышала в его адрес ядовитое замечание. Узнав про звонок, Лернер понял, что это ему предостережение. Подобные действия госпожи Ганхауз небыли злонамерением. Просто в ее голове все время роилось столько планов, что ей всегда было мало имеющихся исполнителей. Найдя очередного, она старалась взвалить на него побольше из осенивших ее идей. Если бы денежным людям дана была гениальность госпожи Ганхауз, они поняли бы величие ее замыслов. Они оценили бы то, что она им предлагала, и поставили бы себе на службу этот великий комбинационный ум. Однако дурацкая глупость денег заражала и их обладателей. Но эти люди, к сожалению, не были нерасторопными и бестолковыми свинками, они были скорее мухами или ящерицами. Они разлетались, стоило их чуть-чуть потревожить. Достаточно было одного неосторожного слова, чтобы богатые люди бросились от тебя врассыпную, не слушая никаких аргументов и доводов разума. Легче всего спугнуть и обратить в бегство богатых людей, дав им почувствовать, что у человека, предлагающего блистательные идеи, туговато с деньгами. Избежать этой ошибки порой довольно сложно. Лернер не думал обвинять госпожу Ганхауз. Мало найдется людей, которые бы умели держаться так уверенно. Возможно, на подозрительный лад слушателей настраивала лишь некоторая торопливость — уж больно много разных дел она хотела начать одновременно! Госпожа Ганхауз убеждала Лернера, как важно вовремя оказать давление на клиента, внушив тому, что сроки уже поджимают. Если, мол, действительно хочешь чего-то добиться, то нужно назначать встречу в семь часов утра и принимать посетителей в гостиничном номере, сидя на чемоданах. Главное — добиться такого свидания. Насчет поджимающих сроков — это все верно, никто не собирается подвергать это сомнению, соглашался с ней Лернер. Но разве подчеркнутое спокойствие, когда ты делаешь вид, что тебя ничего не волнует, не ведет к успеху так же верно, как усиленный нажим?

«Вы можете не торопиться с решением: дело терпит и мы никуда не спешим. Сейчас не договорились, может быть, в другой раз столкуемся» — вот что нужно уметь сказать с выражением самого безмятежного спокойствия, тогда как на самом деле кредиторы уже приступают к тебе с ножом к горлу. Вообще-то госпожа! Ганхауз превосходно умела сохранять медвежье спокойствие в таких обстоятельствах, когда у другого тряслись бы руки. Вот только не всегда с ней можно было договориться! Госпожа Ганхауз не признавала над собой чужой власти. Договариваясь с ней, приходилось i считаться с тем, что в сделке участвует только часть ее сознания. Остальные части не подчинялись насилию и гудели, точно шмелиное гнездо.

На время ожидания нельзя было пожелать себе лучшего товарища, чем госпожа Ганхауз. Разделить с кем-то печаль она не могла, так как была совершенно не способна ждать сложа руки. Ее мозг не признавал пустопорожнего времяпрепровождения. Однажды поняв, что в настоящий момент в отношении данного дела ничего нельзя предпринять, она тотчас же переключалась на другое. Если другого не находилось, она его придумывала. Не было случая, чтобы, открыв газету, она не обнаружила в ней что-то полезное. Лернер иногда решал кроссворды. Такую зряшную трату времени она осуждала больше, чем мотовство.

Вот они сидят в просторном помещении какого-то унылого кафе. Лернер давно уже утешался, потихоньку потягивая коньяк перед гигантским зеркалом, но за проведенные с рюмкой часы зеркало перестало дарить ему невинное наслаждение, которое он неизменно получал от созерцания собственного отражения, мелькавшего перед его взором при каждом нечаянном взгляде в эту сторону. В отличие от Лернера, госпожа Ганхауз, вооружась лорнетом, трудилась над стопкой газет, принесенных официантом; наморщив лоб, она с таким усердием изучала их содержание, словно выполняла какую-то важную работу.

— «Военный путч в Гватемале, — читала она. — Президент Гомес под домашним арестом. Вооруженные столкновения в провинции».

Лернер вскинул на нее взгляд. Гватемала была очень далеко.

— Ну и что! Какое мне дело до Гватемалы, — буркнул он.

Но Александр уже побежал с поручением собрать телефоны всех главных гастрономических магазинов. Госпожа Ганхауз поднялась из-за столика — зашуршали юбки, скрипнула банкетка. Словно пава, она плавно двинулась в другой конец зала, скользя между столиками. Голова, увенчанная пышной копной серебристых волос, откинута назад. Не верилось, что деревянная кабинка с телефоном может вместить целиком ее представительную фигуру. Или за этой дверцей открывался вход в следующее помещение? Она вошла в кабинку, и дверца за ней закрылась. Когда госпожа Ганхауз вернулась, щеки у нее горели, словно в кабинке было очень жарко.

Госпожа Ганхауз рассказала о своем телефонном разговоре. Она спросила:

— Это фирма Шепелер? Что думают в фирме Шепелер по поводу гватемальской катастрофы? Как, вы еще не читали? Экспорт кофе на ближайшее время будет приостановлен. Новое правительство наложило на него свою руку.