Богиня маленьких побед - Янник Гранек Страница 87

– Из кого же состоит ваша клиентура? Или лучше говорить «пациенты», ведь клиенты больше приличествуют не врачу, а мясной лавке!

– Я предпочитаю употреблять слово «круг», миссис Гёдель. Ко мне обращаются за советом бизнесмены, художники, актеры. Вообще-то я живу в Лос-Анджелесе, но в последнее время часто бываю в разъездах.

– В чем же заключается ваш метод?

– У меня прекрасно развиты эмпатические способности. Я – уловитель волн. Как положительных, так и отрицательных. Моя методика заключается в том, чтобы помочь пациентам разобраться в своих вибрациях. Ведь наша жизнь соткана из вибраций, не так ли?

Китти, никогда не упускавшая возможности поразвлечься, приняла эстафету.

– Мой дорогой Теолониус, бьюсь об заклад, что вы верите в переселение душ!

Он согласно кивнул и с рассчитанной медлительностью снял солнечные очки. Взгляд у него был интересный, хотя и не такой поразительный, как у Оппи, который в тот момент храпел, сжимая в пальцах догоравшую сигарету.

– Мне больше нравится термин «метемпсихоз». Я несколько раз был в Индии и буквально пропитался азиатской культурой. Она не разделяет душу и тело, как это принято делать у нас на Западе. В понимании индусов они представляют собой одно целое. Человек – чистый сгусток энергии, и его природа является квантовой.

Ричард ковырял в зубах зубочисткой, если конечно же не пытался их наточить.

– Теолониус, а что вы подразумеваете под термином «квантовая»?

– Моя нынешняя деятельность является результатом долгих лет путешествий и научного поиска. Благодаря медитациям, я коренным образом изменил свои жизненные убеждения. И сумел развить удивительную способность к концентрации моей телесно-душевной сущности. Она позволяет мне мобилизовать внутреннюю энергию в квантовом режиме.

– Я ничего не поняла.

Теолониус положил руку Беате на плечо:

– Я знаю, подобные вещи довольно сложны. Но в первую очередь – это вопрос веры.

Беата испепелила его взглядом: своим высокомерием он только что оттолкнул от себя бесценную союзницу. Этот Теолониус явно напрашивался на хорошую взбучку. Ободренный отсутствием реакции со стороны ученых, он рискнул пойти дальше и преподнес нам блюдо под своим собственным соусом, обильно приправленным индийскими специями, в который входили тело, разум, материя и дух. Я увидела, что Курт озадаченно приподнял бровь. Из разглагольствований гостя я не поняла ровным счетом ничего, подозревая, что попросту не владею надлежащей терминологией. Этот квантовый гуру, больше похожий на продувного торговца залежалым товаром, не доставил нам радости разозлиться на наше молчание. Разве за этим столом собрались не потенциальные новые члены его «круга»?

– Квантовое пространство представляет собой вибрационное поле, в котором исчезает раздвоение между человеком и окружающим миром.

– Я с облегчением констатирую, что Паули не зря навязал нам эти чертовы матрицы.

Комментарий донесся с шезлонга, на котором возлежал Оппи; он хоть и закрыл глаза, но не упускал из разговора ни единого слова. Я никак не могла понять, кем был этот Джессап – лжецом или же наивным простаком. Его космический винегрет мог еще запудрить мозги каким-нибудь голливудским старлеткам, но здесь, в Принстоне? То, что он допускал себе чрезмерные вольности, было понятно даже мне. Я сожалела, что с нами в тот день не было Альберта и Паули – они покраснели бы от удовольствия, раскритиковав в пух и прах этого типа. Курт молча выискивал несуществующие пылинки на лацкане своего белого костюма. Галстук он перед этим снял и сквозь расстегнутый воротник виднелась его худая шея. При виде этого клочка белой кожи меня охватил приступ нежности. Я улыбнулась, и он с заговорщическим видом опустил голову. Оскар Моргенстерн сменил тему разговора: ему не хотелось, чтобы этот придурок пошел на новый виток в своих сомнительных рассуждениях. Лишив Ричарда добычи, он отнял у него любимую игрушку.

– Курт, вы закончили свою монографию о Карнапе?

– Я не хочу ее публиковать.

– Но почему? Ведь потрачено столько сил!

– Меня не удовлетворил результат. К тому же в этой работе я слишком часто полемизирую. У моего старого друга Карнапа просто не было бы времени мне отвечать. С моей стороны это некорректно. Отныне я полностью посвящаю себя философии. В первую очередь для меня представляют интерес феноменология Гуссерля [132] и его работы в области восприятия.

– А математика, стало быть, вам надоела?

– Там, где вы, Лили, видите целый клубок, я тяну за одну-единственную ниточку. Я лелею амбиции или, если угодно, надежду, когда-нибудь создать аксиоматическую базу метафизики.

– Изучая других?

– Исследовательская работа никогда не пропадает втуне.

Теолониус подскочил на месте и надулся сверх всякой меры:

– Я тоже предлагаю объединять традиционный подход с современной научной теорией. Истина неделима.

Чарльз глотал эти слова как жемчужинки черной икры; гость нес вздор, выдавая его за блюдо в пикантном соусе. Муж прервал его полет, прочитав гостям, и без того пресытившимся как словами, так и спиртным, лекцию по феноменологии. По его словам, философ Гуссерль, его дежурная мания, тоже пребывал в поиске аналитической чистоты мысли. Пытаясь вникнуть в новую навязчивую идею супруга, я тайком пролистала несколько книг этого мыслителя. Мне в жизни не приходилось читать столь заумных текстов, даже эти долбаные математики, и те в переводе на мой родной язык порой выглядели куда доступнее. Господин Гуссерль усердно ошарашивал читателя терминологией более сложной, чем тема, для объяснения которой она применялась. Даже Курт считал его язык слишком сухим. А это уже кое-что!

– Кстати насчет восприятия, господин Гёдель, вы знаете Хаксли? Недавно вышел сборник его эссе под названием «Врата восприятия». Я вам его пришлю.

– Этот заголовок он украл у Уильяма Блейка!

Муж махнул рукой, отгоняя обнаглевшую осу.

– Не перебивайте его, Халбек, пусть говорит! Данная тема представляет для меня интерес.

Теолониус восторженно бросился петь дифирамбы Хаксли и его экспериментам с мескалином, получаемым из эхинокактуса Уильямса. С точки зрения исследований в области восприятия он считал это вещество весьма перспективным. По его убеждению, оно открывало врата в другие измерения. Те самые врата, которые в иных обстоятельствах прятались от нас за завесой разума. Эхинокактусу Вильямса он предпочитал ЛСД, который в те времена был совершенно легальным лекарством. Джессапу хватило деликатности сообщить нам, что от мескалина случается понос. С помощью этого препарата он ставил на пациентах из своего «круга» опыты по экстрасенсорному восприятию. ЛСД позволял ему видеть музыку и слышать цвета. Я спросила себя, не может ли это зелье донести наконец голос жен до их мужей, но обращаться с подобным вопросом к нему не стала. Чарльз жевал одну за другой зубочистки, что-то бормоча себе под нос. Джессап увлеченно пропалывал свои грядки: его волшебный ЛСД отнюдь не был новшеством. Некоторых своих пациентов он лечил психотропными средствами. ЛСД был способен привести к рекреационным изменениям восприятия времени или пространства, но при этом обладал целым рядом побочных эффектов, в том числе приводил к потере аппетита, вызывал опасные галлюцинации и становился причиной психических расстройств, от которых человек мог и не оправиться. Чрезмерно увлекаться им не рекомендовалось: Курт интересовался этим вопросом. Подобное любопытство не внушало мне тревоги – для экспериментов с такими препаратами муж слишком боялся, что его отравят. Симптомы, связанные с приемом ЛСД, я наблюдала и у мужа, только вот вызваны они были привычкой слишком злоупотреблять своим интеллектом.