Спаси меня - Кристофер Харт Страница 9

Я самодовольно закрываю глаза, сжимаю ее стопы и поглаживаю нежную кожицу между пальцев. Иногда Бет хихикает и ерзает, а иногда постанывает: «М-м, как хорошо».

Несколько минут спустя она меняет позу и кладет голову мне на плечо.

— Голова, — тихо просит она.

Первый импульс — сострить: «Как мило с твоей стороны. Да, пожалуйста, займись». Но я тут же упрекаю себя в неотесанности и кладу руку ей на плечо. Нежно поглаживаю лоб, стараясь доставить Бет максимум удовольствия.

В комнате царит тихая спокойная атмосфера, какая бывает в доме друзей, когда все вдоволь навеселились и мирно посапывают рядом друг с дружкой. В камине языки пламени лижут дрова, и мы сидим в теплом рыжеватом полумраке. Кресло хозяина стоит в углу, в тусклых отсветах огня. Время словно застыло.

Бет протягивает руку и касается моего живота. Поглаживая ее голову, я медленно опускаю руку ниже и касаюсь спины. Начинаю нежно массировать лопатки. Она поворачивается ко мне, и мы соприкасаемся ладонями. И в этот самый миг мы решительно и бесповоротно переходим границу, разделяющую игру и эротику.

Я медленно веду рукой по ее затылку, шее, глажу плечи, а Бет точно кошка изгибается и мурлычет. Меня внезапно охватывает чувство, что с этой девушкой можно все. Единственное — нельзя слишком шуметь, иначе кто-нибудь проснется: Эмма или Майлз.

Тускло светится огонь в камине, играет музыка — тихий грудной голос Пегги Ли. «Огонь желаний».

Бет скинула кардиган и оказалась в свободном платье. Я-нежно глажу рукой ее ключицу и провожу средним пальцем между грудей. Из-под платья видны черные кружева бюстгальтера. Все, что происходит сейчас между нами, происходит чрезвычайно медленно. Моя рука пробирается все ниже, я обхватываю левую грудь, кончиками пальцев касаюсь тонкого шелка лифа и начинаю поглаживать сосок. Обвожу пальцем и нежно сжимаю. Голова Бет лежит на моем плече, она обратила ко мне лицо и тяжело дышит в самое ухо, поглаживая меня под рубашкой. Каждое движение отдается горячей волной возбуждения! Мой живот словно превратился в отдельный сексуальный орган, и каждый дюйм кожи возбужден. Тут рука Бет рассеянно опускается в пах. Я давно возбужден и тверд, и она начинает сжимать меня и мять через брюки. Подвожу руку к ее лицу и поглаживаю дрожащим пальцем губы. Она приоткрывает рот и втягивает мой палец, а я соскальзываю рукой вниз, под платье, и, прокладывая влажный след на голом теле, смачиваю сосок ее собственной слюной. Партнерша млеет, вздрагивает и выгибается, вздыхает, поворачивается ко мне, покусывает мочку. Кажется, она хочет, чтобы я повернулся и поцеловал ее. Но я не смею — не спуская глаз, слежу за Майлзом.

И тогда он просыпается. Шевелится, зевает, протирает заспанные глаза и обводит мутным взглядом застывшие на диване фигуры. Мы уже убрали пальцы и языки из ненадлежащих мест и убедительно притворяемся крепко спящими.

— Пора ко сну, — говорит Майлз.

Мы, пошатываясь, встаем. Эмма благодарит хозяина дома за чудесный вечер и чмокает его в щечку. После некоторых колебаний я целую на прощание Бет. Майлз предлагает вызвать такси, но мы отказываемся: хочется немного прогуляться, а потом поймаем кеб на Кингз-роуд. Желаем друг другу скорой встречи и направляемся к дверям. Выходим на улицу. Дверь закрывается.

Эмма вылезает из такси в Фулхэме. Я еду дальше, заползаю в постель и долго лежу без сна, думая о Бет. Надо же такому случиться! Ведь она — девушка моего лучшего приятеля. Какова развратница! И насколько все случившееся банально.

Напились и стали тискаться на диване: подумаешь, велика важность. А я не сплю, в голове крутятся бессвязные мысли, и мне все вспоминается тот вечер.

«И тогда является повелительный Эрос, он хватает за волосы и будит нас, увлекая на ночные улицы. Мы повинуемся, не в силах ослушаться. Ошибаетесь, если думаете, что он румяный пухленький карапуз с безоблачной флорентийской мозаики. Это властный молодой бог, в его глазах холод, а в теле — сила. Ему не надо говорить, чтобы приказывать. Его кожа отливает золотом, а мы — его рабы, и как рабы идем с ним вослед по темному городу, мечтая о сне и покое, не зная, где сон, а где явь».

Кто может сказать, что познал счастье? Счастье немо, оно не станет о себе кричать: «Приди, я здесь». Будь добр, попробуй догадаться сам. Хороший конец бывает в книгах, в реальности же счастье — это короткий сон, отдых в полуденный зной, оно не может длиться вечно. И самое страшное, что может быть в жизни, — это оглянуться на безвозвратно ушедшие годы и понять — ты так и не разглядел своего счастья.

Я испытываю престранное чувство — будто на меня нашла любовная благодать. «Подумать только, мне благоволит Бет! Роскошная Бет! Что ж тогда говорить об остальных? Те просто обязаны попадать у моих ног. Даже царственная Амрита, по которой воздыхает Клайв».

Только я больше не работаю в «Орме, Одсток и Олифант», со мной больше не поздоровается Лиза-секретарша: я сам себе хозяин. Я — вольнонаемный. Мои услуги выставлены на рынок, и я отдан во власть богу Меркурию [16]. Покупайте.

Древняя печаль лежит в самой сути секса, ведь, если подумать, он, как ничто другое, близок к смерти, словно умирающий лосось в тихом нерестилище. Такова наша попытка обмануть старуху с косой. А ведь это подвластно лишь генам, способным пережить нас и достичь своего особого бессмертия. Эти несчастные бездушные, бесстрастные, бессмысленные и чисто случайные цепочки закодированного протеина… Все остальное — тело и разум — уйдет в небытие. Даже страсти угаснут, оставив вместо себя лишь призраков. А привидения, пережив своих хозяев, будут наведываться в старые заброшенные дома, деревенские пасторали, будут гулять по старинным яковитским лестницам и темным коридорам. Но и они не бессмертны и угасают с веками — от времени или под строгим оком приходского священника. И каждый раз, занимаясь любовью, мы отдаем себе отчет в бренности собственного существования. Себе и друг другу.

«Люби меня, — шепчешь ты своей избраннице. — Люби меня, и тогда мне, быть может, удастся перехитрить смерть».

И возлюбленная слышит тебя и становится так же беспомощна в твоих объятиях, как и ты в ее.

О, только бы заснуть, забыть о длинных стройных ногах и смуглой коже, позолоченной светом камина. Прочь, оставьте меня, дайте покоя. Пусть все будет как раньше: я хочу спокойно работать и жить, ни о чем не думая. А все эти сердечные муки — пустая трата времени.

Только… ведь они-то и есть сама жизнь.

Решено: поговорю с достопочтенным Клайвом.

А кроме всего прочего, хотелось бы узнать, почему он все-таки не заскочил в субботу к Майлзу на вечеринку. Неужели загулял? Да нет, чтобы наш Клайв — и вдруг такое?!.

Клайв не глуп. Просто мозг у него устроен не так, как мой. Временами он выдает на удивление мудрые наблюдения о жизни и любви и даже откровения, подобно какому-нибудь святому чудаку. И при этом его, похоже, нисколько не смущают вещи, способные замучить всех остальных (будь то эротика или нечто иное). И это с такой-то подружкой, как Эмма! Никогда не видел, чтобы он выходил из себя или был особенно чем-то удручен. Он, похоже, вполне доволен своей подругой и их прочными отношениями. Клайв со всеми ладит, легко находит общий язык с людьми — все равно, с мужчиной или женщиной… Короче, он — всеобщий любимец. Да, похвастаться на любовном фронте ему особенно нечем, мой стяг реет гораздо выше, но ведь взрослые ценят в отношениях не количество постельных побед, а глубину чувства, взаимопонимание, верность, надежность.