Яд любви. Отель двух миров - Эрик-Эмманюэль Шмитт Страница 9

* * *

Я переспала с Юго. Да, я понимаю, мое поведение выглядит совершенно нелогично, я же влюблена в Луку и за мной официально ухаживает Мехди.

И тем не менее я занималась любовью.

Это все не имеет значения. Хотя нет, имеет, первый раз очень важен; а вот сам Юго мне совсем не важен.

Его я знаю с детского сада, мы вместе ходили в начальную школу, он мне как брат. Потом он перешел в технологический лицей, но мы все равно все время виделись. Конечно, я заметила, что он возмужал, его рост метр восемьдесят пять, а размер ноги сорок шестой, и он нравится девчонкам. Он мне рассказывал про свои интрижки с Оливией и со Стефани, но я по-прежнему видела в нем только мальчишку. Мы выросли вместе, и мне казалось, что между нами не может быть никакого секса и отношений.

Именно поэтому я ни о чем таком не думала, я запросто пригласила его к себе домой. Мы разлеглись на кровати и стали болтать о наших мечтах, желаниях и неудачах. Мы шутили, веселились и валялись друг на друге. Он поцеловал меня в шею. Я прыснула со смеху и попросила его быть благоразумным, а потом вдруг сама укусила его за мочку уха. Тогда он коснулся губами моих губ, сначала робко, но я не сопротивлялась, и он стал смелее. Тут только до меня дошло, что мы ступили на скользкую дорожку…

Было уже слишком поздно…

Все это время мы не переставали смеяться. Может, потому, что нам хотелось думать, что это просто шалость. Может, потому, что хихиканье было единственным способом задержаться в прошлом, идя навстречу неизвестному будущему.

Но что сделано, то сделано. Боли я не почувствовала, хотя кровь была.

Юго был безупречен, мил, благороден, предупредителен, он старался, чтобы мой первый раз оставил у меня самые лучшие воспоминания. Вечером, во время ужина, я мурлыкала, как кошка, и выглядела такой счастливой и безмятежной, что домашние смеялись надо мной и спрашивали:

– Коломба, ты что, влюбилась?

Я была поражена, услышав свой голос:

– Вовсе нет.

Вот она, правда: я совсем не влюблена в Юго, немного в Луку, еще чуть-чуть в Мехди. Но я наслаждаюсь тем, что я женщина.

Четыре часа утра. Счастье постепенно улетучивается.

Это все случилось так неожиданно, ни я, ни Юго не предохранялись.

Я боюсь забеременеть.

Я познакомилась с Гаспаром, папиным другом.

Он крутой, классный, естественный, действительно сексуальный. У него красивые яркие округлые губы. Он точно понравится моим подругам.

С ним папа совершенно другой: он выглядит собранным, взволнованным, нерешительным и каким-то изумленным. Он был таким, когда выхаживал котят нашей кошки Мунмун. Она родила котят прямо на Рождество, мне было тогда десять.

Мы много смеялись, шутили, и весь ужин прошел в теплой и веселой атмосфере. Во время десерта был один момент, который меня смутил. Папа взял Гаспара за руку, стал рассказывать ему какую-то историю, и в течение тридцати секунд они так и сидели, не разнимая рук. У меня перехватило дыхание, я смогла снова вдохнуть, только когда они разъединились.

Папа никогда не был так нежен ни с мамой, ни с кем-то еще. Только со мной.

Уф, пронесло!

Мне пришлось поговорить с Мари, подружкой Огюстена, она забеременела в прошлом году.

Мари тут же отвела меня в школьный медпункт, и мадам Финуа, не задавая лишних вопросов, выдала мне противозачаточную таблетку «наутро после». Все, больше никаких недоразумений! Я хотела стать женщиной, а не матерью. И этот эпизод стал бы достоянием общественности. Подруги узнали бы, что я от них пока скрываю; Лукас и Мехди сочли бы меня распущенной; в глазах родителей моя радость обернулась бы глупостью, моя свобода – ошибкой. Я приобрела сексуальный опыт, но мне бы пришлось оправдываться и выслушивать упреки в незрелости.

Я все расскажу только Джулии, она-то меня поймет.

Я потрясена: только что я получила мейл от Теренса.

Он не только интересуется мной, но еще как-то ухитрился раздобыть мой адрес.

Должна ли я рассказать об этом Джулии? Она общается со мной подчеркнуто холодно с тех пор, как я вернулась из Лондона.

Если он взял мой адрес у нее, я буду выглядеть идиоткой, если ничего ей не скажу. Или лицемеркой…

Что делать?

Посмотрим. А пока я напишу ему ответ.

«Ромео. Почему Ромео ты?» Столько вопросов возникает у меня в голове, когда я играю Джульетту! Почему Ромео? Почему Джульетта?

Они были свободны, пока любовь не обрушилась на них; но они потеряли свою свободу, как только познали любовь.

В любви не выбирают, выбирают по любви. Страсть поразила Ромео и Джульетту, как вирус, эпидемия, которая уносит жизни целого народа. Она приходит откуда-то извне, она проникает в них, прокладывает себе русло, растет и ширится внутри их. Люди мучаются этой страстью, корчатся в лихорадке, бредят, они полностью отдаются, уступают этому бедствию, так, что могут умереть.

«Ромео и Джульетта», эта романтическая пьеса, на самом деле не что иное, как клиническое заключение, протокол описания патологии, и я в нем фигурирую как больной номер один.

Я спрашиваю себя: может, я так набросилась на эту роль, чтобы защититься? Чем дальше, тем больше вырабатывается антител. Еще немного усилий, и у меня будет прививка от любви.

Я столько страдала этим летом из-за Теренса. Мучилась от желания. Мучилась от наваждения. Мучилась от бесконечного поиска покоя, который был невозможен рядом с ним, потому что чем доброжелательнее, более предупредительным и нежным он был со мной, тем тяжелее было расставаться с ним, я уходила напряженная, раздраженная, это было безумие, зависимость, яд внутри меня. То, что должно было облегчить мою неудовлетворенность, только усиливало ее.

И каким же ужасным было мое падение! С самого детства я привыкла считать себя особенной, но рядом с ним поняла, какая я обычная. Такая же, как все. Такая же дура. Даже больше…

Поэтому я стала ненавидеть Теренса так же сильно, как любила. Он не только ослепил меня, он открыл мне глаза и заставил увидеть мою заурядность.

И когда я думаю, что теперь Рафаэль сходит по нему с ума…

Рафаэль моя, знай, что таких Теренсов тысячи, миллионы, потому что мы, девочки, сами создаем их, позволяя тлетворной бактерии первого взгляда проникать в нас. Потом болезнь, следуя своему обычному течению, превращает нас в душевнобольных, наделяет парня достоинствами, которых у него никогда не было, венчает лаврами, болезнь убеждает нас, что наше спасение, наше счастье только у него в объятиях. «Ромео. Почему Ромео ты?» Потому что Джульетты умеют выдумывать своих Ромео.