Сын ХАМАС - Мосаб Хасан Юсеф Страница 9

Однажды вечером, как раз перед молитвой, мы с друзьями спрятались у дороги и стали ждать. Нашей целью был израильский автобус — он был более крупной мишенью, чем машина, и в него было легче попасть камнем. Мы знали, что автобус проезжает здесь ежедневно в одно и то же время. Пока мы ждали, из громкоговорителя доносились хорошо знакомые возгласы имама: «Hayya ‘alās-salāh» [«Время молитвы»].

Когда мы, наконец, услышали низкое урчание дизельного двигателя, каждый из нас взял по два камня. Хотя из своего укрытия мы не могли видеть улицу, мы точно определяли положение автобуса по звуку. Нужный момент настал, мы выскочили и запустили свои булыжники. По недвусмысленному скрежету камней, царапавших металл, мы поняли, что, по крайней мере, несколько наших «снарядов» достигли цели.

Однако это был не автобус. Это была огромная военная машина, полная раздраженных и разъяренных израильских солдат. Мы опрометью кинулись обратно в канаву, увидев, что машина остановилась. Мы не видели солдат, а они не могли заметить нас. Поэтому они просто начали палить в воздух. Пару минут продолжалась бесцельная стрельба, а мы, низко пригибаясь к земле, добрались до ближайшей мечети.

Молитва уже началась, но я не думаю, что кто-нибудь по-настоящему вникал в то, что говорил имам. Все слышали автоматную очередь на улице, и всем было интересно, что происходит. Мы с друзьями, стараясь не привлекать внимания, проскользнули в последний ряд молившихся, надеясь, что нас никто не заметил. Но когда имам закончил молитву, все сердито посмотрели в нашу сторону.

Буквально через пару секунд перед мечетью остановилось несколько машин Армии обороны Израиля. Солдаты заполнили помещение, заставили всех выйти и уложили на землю лицом вниз, а сами начали проверку документов. Я лежал последним и замирал от ужаса при мысли, что солдаты знали, что во всем виноват я. Тогда мне несдобровать — забьют до смерти, думал я. Но никто не обращал на меня внимания. Возможно, они не могли предположить, что у ребенка могут быть такие крепкие нервы, чтобы забросать камнями машину АОИ. Какова бы ни была причина, я просто радовался, что ищут не меня. Допрос длился несколько часов, и я чувствовал, что многие взрослые злятся на меня. Скорее всего, они не знали точно, что я натворил, но, без сомнения, догадывались, что я был причиной рейда израильтян. А мне было все равно. Я был вне себя от счастья. Мы с друзьями бросили вызов израильской армии и вышли сухими из воды.

На следующий день, примерно в то же время, я и мой друг снова спрятались у дороги. Дождавшись, когда мимо проезжала машина из поселения, я поднялся и изо всех сил швырнул камень. Он ударился в ветровое стекло, звук был похож на взрыв бомбы. Стекло не разбилось, но я видел лицо водителя и понял, что он взбешен. Он проехал еще метров триста или около того, потом резко нажал на тормоза и дал задний ход.

Я понесся на кладбище. Он побежал было за мной, но остановился снаружи, у ограды, вскинул автомат и стал внимательно оглядывать могилы, пытаясь определить, где я спрятался. Мой приятель побежал в другую сторону, оставив меня один на один с этим разъяренным израильским поселенцем с автоматом наперевес.

Я притаился на земле между двумя могилами, понимая, что водитель только и ждет, чтобы моя макушка появилась над низкими плитами. В конце концов напряжение стало невыносимым, я больше не мог лежать неподвижно. Я вскочил и припустил во все лопатки. К счастью, уже начинало темнеть, и израильтянин, казалось, побаивался заходить на кладбище.

Мне не пришлось долго бежать. Вдруг я почувствовал, что земля уходит из-под ног. Я оказался на дне открытой могилы, подготовленной для следующего покойника. Может быть, им стану я? Вот интересно. Над моей головой трещали выстрелы, и каменная крошка дождем сыпалась в яму.

Я присел, не в состоянии пошевелиться. Примерно через полчаса я услышал разговор людей, и понял, что водитель ушел, а я теперь в безопасности и могу вылезать.

Спустя пару дней я в одиночестве бродил по дороге, когда та же машина проехала мимо. На этот раз в ней сидели двое, но водитель был прежний. Он узнал меня и быстро вышел из машины. Я снова попытался удрать, но на этот раз удача отвернулась от меня. Он поймал меня, сильно ударил по лицу и затолкал на заднее сиденье автомобиля. Никто не произнес ни слова, пока мы ехали в поселение. Израильтяне, казалось, нервничали, то и дело сжимая свое оружие и время от времени оглядываясь на заднее сиденье, посмотреть, как я там. Я не был террористом, я был просто испуганным ребенком. Но они вели себя как заядлые охотники, которым удалось поймать богатую добычу — что-то вроде тигра.

У ворот солдат проверил их документы и пропустил внутрь. Неужели его не интересовало, почему эти мужчины везут с собой палестинского мальчика? Я был сильно напуган, но мне не оставалось ничего другого, как смотреть по сторонам. Я никогда не бывал в израильском поселении. Там было очень красиво. Чистые улицы, бассейны, волшебный вид на луга, открывавшийся с вершины горы.

Водитель привез меня на базу АОИ, где солдаты забрали у меня туфли и заставили сесть на землю. Я думал, они собираются пристрелить меня и выкинуть тело где-нибудь в поле. Но когда стало смеркаться, они вдруг велели мне идти домой. «Но я не знаю, как добраться до дома», — запротестовал я. «Иди-иди, а то пристрелю», — пригрозил один из солдат. «Не могли бы вы вернуть мою обувь?» — «Нет. Иди так. А если еще раз будешь швыряться камнями, я убью тебя».

До дома было больше двух километров. Весь этот путь я проделал в носках, стиснув зубы, потому что камешки больно кололи ступни. Когда мама увидела, как я подхожу к дому, она выбежала на тротуар и обняла меня так крепко, что, казалось, легкие сжались и в них нет больше воздуха, поэтому невозможно дышать. Ей сказали, что меня украли израильские поселенцы, и она боялась, что они прикончат меня. Снова и снова она то ругала меня за мою глупость, то целовала в макушку, крепко прижимая к своей груди.

Если вы думаете, что я усвоил преподанный мне урок, то вы глубоко ошибаетесь, я был недалеким маленьким сорванцом. Меня распирало желание рассказать о своем героическом приключении своим трусливым друзьям. В 1989 году любой израильский солдат мог зайти в ваш дом. Это было нормальным явлением. Они постоянно искали тех, кто кидает камни и скрывается на задворках. Солдаты всегда были вооружены до зубов, и я не мог понять, почему их так заботят несколько булыжников.

Поскольку Израиль контролировал границы, у палестинцев во время Первой интифады практически не было возможности добыть оружие. Я не помню, чтобы в то время я видел палестинца с ружьем — только камни и «коктейль Молотова». Тем не менее все мы слышали истории о том, как солдаты АОИ стреляют по безоружной толпе и забивают людей дубинками. В некоторых отчетах сообщается, что около тридцати тысяч палестинских детей получили ранения и им необходима медицинская помощь. Но все это не имело значения для меня.

Однажды отец задержался на работе допоздна. Я сидел у окна, высматривая его маленькую машину, желудок сводило от голода. Хотя мама предлагала мне поесть с младшими детьми, я отказался, сказав, что буду ужинать вместе с отцом. Наконец я услышал шум двигателя его старенького автомобиля и крикнул, что он едет. Мама тут же кинулась накрывать на стол, достала дымящуюся еду и принялась расставлять стаканы. «Извините, что так поздно, — сказал отец. — Пришлось уехать из города, чтобы уладить спор двух семей. Почему вы не ели?»