Вечная жизнь Лизы К. - Марина Вишневецкая Страница 9

G e p a r d. Up 2 you.

Даже так! Только от человека начнешь уходить, а он такой подзабыто милый.

G e p a r d. Всё! Выбегай!

Написала: «ага!» И осталась на месте. Почему-то казалось, что от резких движений чувства смешаются, что лишь в неподвижности можно понять: она с ним? они вместе? она без него? он всего только славный или родной? родной как муж или брат? Услышала, как Диана, на что уж девственница, пропела «Гатоиг»… От двери оглянулась. Бездонная Машина синь плескалась тревогой. И Лиза сказала:

– Нас сталкивают. Маш, я этого не хочу.

И Брусничная, обнадежившись:

– Следовательно?

– Не хочу. И всё! – и улыбнулась, кажется, получилось тепло.

Пробежка по коридору – в новом платьишке, на немаленьких каблуках – незамеченной не осталась. Две уроненные челюсти юристов-стажеров, вздох седенького Алексея Борисыча, скучавшего в синем халате в дверях своего аптечного склада, а сразу за лифтами – грубый хапок незнакомого парня в спортивных штанах – что он здесь делал? в ногах огромная сумка – продавал косметику, книжки, краденые айфоны?

В переговорку влетела разгоряченная и без стука. Это было ошибкой. Дэн сдвинул брови и тут же уткнулся в какой-то листок.

– Извините! – схватилась за спинку стула. – Срочный текст… извините.

Стол был длинный, словно дорожка для боулинга, и слова по нему катились так же медленно, как шары, и с тем же негарантированным исходом.

– «Двенадцать причин»? – догадалась Шамратова. – Ты их отправила?

– Не успела.

– Значится, не успела. С креативщиками это бывает, – тон у Шмары был скорее доброжелательный. – Ты ведь у нас креативщица, так?

– Я? Ну да, типа…

А Раиля, вдруг чему-то обрадовавшись, ударила по столу ладошкой, словно фантик перевернула:

– А слоганы нам скреативишь?

– Слоганы?

– Мы на Поклонную с плакатами и шариками пойдем, – и так хорошо улыбнулась, что стало понятно: завтра у нее праздничный день, как у родителей, только праздники разные.

– Карманникова, я тут по наитию набросал, – Дэн что-то отметил в своем листке. – Но требуется твой продвинутый взгляд, – и осторожно проверил глазами: она здесь, она адекватна?

«Адекват – не наш формат». Лиэтом это звучало пьяняще и нежно. Лиза вечно шла не туда, но всегда со словами: я точно помню! – так они заблудились в Серебряном Бору, так – на Васильевском острове, а однажды и в ГУМе… Но где оно, это лиэто? Зимний Дэн тонкогубо бухтел:

– «Хватит с нас перестроек!», «Нам по ПУТИ»… Внятно, что каламбур? «Нет болотно-оранжевым выборам!», «Мы за великую Россию!»… Я бы «великую» написал капслоком.

Шамратова с чувством кивнула.

Странно, что раньше Лиза этого не замечала: узкие губы не шли его мраморно вытесанному лицу. Губы его и сейчас предавали:

– «Оранжевые начинают и проигрывают!», «Голосуем и сердцем, и разумом»… вот как-то так… – И, разгладив листок, Дэн опять попытался ей что-то сказать резким, как фотовспышка, взглядом: что это такая ролевая игра, как на тренинге, помнишь, на «Братиславской», я – продавец стиральных машин, ты же ищешь для своего ресторана посудомоечный аппарат, но я обязан продать тебе свой товар, это моя работа. Зато в следующую субботу у нас будет офигенно другая игра… малыш, китайчонок, игр по-любому должно быть как можно больше, чтобы жизнь удалась.

– …чтобы он отвечал специфике! – А это уже говорила Шамратова, взволнованно, убежденно: – Чтобы в нем была увязка с рынком туристических услуг, с высоким призванием, которое мы понимаем прежде всего как поднятие культуры наших людей.

– Завтра начинается сегодня? – спросила не Лиза, а эхо, живущее в ней.

Шмара хлопнула по столу ладошкой:

– Можешь! Давай еще.

– Гроза двенадцатого года настала – кто тут нам помог? Остервенение народа…

Дэн поперхнулся, закашлялся до синих вен на висках. Надо было, наверно, его выручать. Но папин голос все равно оказался громче: как там у нас с достачей, Цап? не верю, что недостача! И для храбрости громко и высоко Лиза вывела:

– Кстати, завтра я не смогу! Мне ребенка не с кем оставить.

– Как это не смогу? От вас, значится… что – Брусничная будет?

– Маша тоже завтра не может.

– Девки, да вы чиво? – Шамратова, будто кегли, раскинула по столу удивленные руки, будто медленный Лизин шар наконец докатился до цели.

Кстати, да: а цель была в чем? Перевести ее на полставки, на удаленку? Глупая Шмара, перечислив все Лизины прегрешения, включая опоздания на десять, пятнадцать и, страшно сказать, восемнадцать минут, попыталась этим ее напугать.

Бедный Дэн шевельнул ушами:

– Карманникова, ты уж переформатируй свой завтрашний день. Покажи, что ты мыслишь корпоративно.

– Я мыслю логически. Как все нормальные люди.

– Карманникова! – Дэн опять поперхнулся. – Я… я вынужден! Это ты меня вынуждаешь.

Но тут у Лизы на поясе заерзал мобильный.

– Извините!

Он был в черно-белом винтажном мешочке, Лиза связала его крючком специально под это платье, вид был суперский. Но иногда шнурок переклинивало – как сейчас. Пришлось извиниться еще раз. Ерохин покрылся испариной.

– Мы уже все обсудили? – Шнурок наконец поддался. Это звонил Ю-Ю. – Извините. Алё! Мегаважный звонок… – и оказалась за дверью быстрее, чем он ответил.

– Алё, – кажется, он улыбался.

И Лиза, она неслась на девятый, прыгала через ступеньку:

– А, лё! А, лё! А! Лё! – не звуками, быстрыми выдохами.

На девятом царили китайцы, возили тележки с тюками от лифта и к лифту. Грузовой работал только на них – и к этому все давно привыкли. Тюки шевелились, словно живые, китайцы носились как заведенные. У них тут был небольшой (по китайским меркам, конечно) вещевой склад. Говорили, что и чердак забит под завязку и что если, не дай бог, пожар… Но вещи сюда прикупить забегали, особенно Маша для себя и для девочек. Дойдя до окна, Лиза уселась на пол, непонятно зачем – просто день был такой… От китайских вещей здесь всегда пахло химией, а от пола еще и хлоркой. Ю-Ю почему-то молчал. Но дышал. Лиза тоже дышала. А потом от этого стало неловко, и Лиза спросила:

– А у вас на работе не заставляют идти на Поклонную?

Он не ответил. Как-то блеюще рассмеялся и замолчал.

– А нас заставляют. Прикинь! Я не пойду!

Он опять рассмеялся и шепотом повторил:

– Прикинь.

– И на Болотную не пойду. А ты? Ты, наверно, пойдешь? Можешь сколько угодно молчать. Я уверена, ты пойдешь. Я уважаю твой выбор. Я уважаю любой выбор. Но и мне, мне тоже оставьте право на… быть собой! Алё?