Богиня маленьких побед - Янник Гранек Страница 98

Я тоже была немало удивлена, когда супруг сказал, что у нас будут гости. Мы уже давно никого не принимали. Он избегал всякого физического контакта, в том числе и с близкими. Но при этом не лишал себя удовольствия звонить в любое время дня и ночи друзьям и заводить с ними долгие философские беседы. Курт избегал любых проявлений общественной жизни, ссылаясь на слишком слабое здоровье. И даже отмахнулся от почестей, оказанных ему университетом Вены, тем самым отказавшись вернуться на родину победителем. Чего он боялся? Что его скромную персону там будут ждать? Что насильно запишут в Вермахт? Но этого мира больше не существовало. На беду Курта, время в его понимании представляло собой не ручей, а илистое болото со стоячей водой, в котором все смешивается и превращается в зловонную жижу. Для меня время превратилось в вязкую субстанцию, в похлебку, вызывающую несварение желудка, в бурду, которую надо глотать, превозмогая тошноту. Чашка теплой воды утром, чашка вечером, никому не нужный ужин и тишина. Воскресная бухгалтерия и газета на диване – всегда на одном и том же месте.

– Я в замешательстве. Мне казалось, мы будем говорить на профессиональные темы.

– Философия не является аксессуаром математики. Как раз наоборот – ее можно назвать жизненной сущностью этой дисциплины.

– Верю вам на слово, доктор Гёдель.

Я скорчила в адрес нашего незадачливого посетителя красноречивую гримасу. Все, теперь нам этого чертова Гуссерля не избежать.

– В первую очередь феноменология представляет собой вопрос. Как осмыслить саму мысль? Как избавиться от всех «априори», мешающих нашему восприятию? Как постичь кем мы являемся не в нашем собственном представлении, а на самом деле?

– Моя жена берет уроки живописи. И любит повторять: «Как описать объективную действительность, а не то, что мы таковой считаем?»

Я скрестила на груди руки, чтобы ничем не выдать охватившего меня нетерпения. Если сей молодой человек решил поиграть в эти игры, пусть потом не жалуется!

– Человеческий мозг передает лишь часть реальности. Все остальное записано в нем изначально. Это можно сравнить с ленивым художником, изображающим новый сюжет на старом, избитом фоне.

– Но как избавиться от предубеждений, доктор Гёдель? Для этого требуется невероятное могущество мысли!

– Гуссерль говорит, что, если человек на самом деле желает стать философом, ему надо раз и навсегда замкнуться в себе, попытаться опровергнуть все, что до настоящего времени было установлено наукой, и воссоздать мир по новой.

– Иными словами, впасть в некое подобие транса?

– Гуссерль предпочитает термин «редукция».

– Для меня во всем этом слишком много эзотерики! Я больше полагаюсь на интуицию.

Гость произнес роковое слово: Курт, почувствовав прилив сил, расправил плечи. Вот уже несколько лет его интуиция отказывалась являться на его зов. Он больше не мог смотреть на мир свежим взглядом молодого человека: накопленный жизненный опыт превратился в деформирующий фильтр, заставляющий неизменно выбирать проторенные дорожки. Феноменологический демарш супруга давал надежду на то, что его разум, которому так недоставало стимулов, вновь станет девственным и непорочным. Неужели чтобы двигаться вперед, надо обязательно все забыть? Я никогда ничего не изучала, но это отнюдь не помогало мне двигаться вперед. Курт совершенно не понимал моей иронии: «Не торопись с выводами, Адель. Тебе надо изменить отношение к окружающему миру». Можно подумать, мне от этого мира надо бежать.

– Интуиция представляет собой кратчайший путь, но слишком зависит от случая, господин Коэн. По всей видимости, человек может демонтировать механизмы своего мышления, чтобы добраться до глубин, которые – то ли ради цензуры, то ли просто из лени – скрывает от нас восприятие.

Пол Коэн усиленно изучал узор на занавесках. Он уже жалел, что открыл этот бездонный резервуар и утонул в потоке рассуждений, весьма далеких от той задачи, которую он ставил перед собой с самого начала: добиться от великого мэтра посвящения в рыцари.

– Разум не знает пределов, господин Коэн, он ограничен лишь привычками. То же самое и математика – ее если что-то и ограничивает, то лишь рамки формальных систем.

– Из ваших утверждений следует, что разум представляет собой банальный механизм, который нужно только разобрать, смазать и собрать заново.

– Не путайте меня с Тьюрингом. Мысль не статична. Она неустанно развивается. Вы не машина.

– Но ведь если количество нейронов ограничено, то так же ограничено и число возможных состояний. Из чего неизменно вытекает существование предела.

– По-вашему, дух является исключительно следствием материи? Это не что иное, как материалистическое предубеждение.

– Почему бы вам не опубликовать статью на эту тему?

– Чтобы надо мной стали вежливо подсмеиваться? Zeitgeist, дух времени как всегда не на моей стороне! Я предпочитаю работать в одиночку, забившись в свой угол, даже если уверен в правильности выбранного пути.

– Вы прячетесь?

– Просто окружаю себя крепостным валом. На ученые споры у меня больше не осталось сил. Не я первый, не я последний. Даже Гуссерль, и тот чувствовал, что его никто не понимает. И я уверен, что он сказал далеко не все – чтобы не лить воду на мельницу врага.

Я накрыла свое раздражение горкой печенья; эти речи мне были известны назубок. Что проку доказывать правоту в собственной спальне? У него не осталось сил на научные споры? А когда они у него были?

Я прервала их разговор: на экране телевизора появился новый видеоряд. После обеда в одном из кинотеатров Далласа полиция арестовала подозреваемого: некоего Ли Харви Освальда. Его разыскивали за то, что вскоре после убийства Кеннеди он застрелил патрульного полицейского. Вина молодого человека ни у кого не вызвала сомнений.

– Ловко сработано! Надеюсь, его упекут за решетку!

– Разве не странно, что они так быстро нашли виновного? Почему спецслужбы не предотвратили это покушение?

Пол Коэн, не расположенный вступать в разговоры о заговорах, встал, чтобы откланяться.

– Вы оказали мне огромную честь, пригласив к себе домой. Могу я поинтересоваться, будет ли у вас время прочесть мою статью еще раз?

– Она в конверте, в передней. Если у меня появятся к ней замечания, я вам позвоню.

Проводив гостя, я вернулась в гостиную; Курт пялился в экран.

– А он ничего, этот молодой человек. Энергия в нем буквально бурлит!

– Юношеский пыл. Если быть объективным, то его метод правильный, но слишком трудоемкий [143]. Ему недостает элегантности.