Близнецы-соперники - Роберт Ладлэм Страница 11

Возле дома на полукруглой площадке перед мраморными ступеньками крыльца застыли четыре автомобиля. Их освещали прожекторы, установленные на крыше. Машины можно было вполне принять за чужие, а этого Савароне как раз и добивался. Так что, когда сюда нагрянут карателя, они обнаружат лишь невинный семейный сбор. Праздничный ужин. И больше ничего. Не считая преисполнившегося царственным гневом патриарха одного из могущественных итальянских кланов. Главы семейства Фонтини-Кристи, который потребует ответить, кто повинен в столь бесцеремонном вторжении в его дом.

Только Витторио нет. А его присутствие необходимо. Возникнут вопросы, которые породят другие вопросы. Неуступчивый Витторио, презирающий их тайное дело, может стать мишенью для неоправданных подозрений. Что же это за праздничный семейный ужин без старшего сына, главного наследника? К тому же если Витторио появится здесь после прибытия карательной экспедиции и надменно откажется — как это ему свойственно — давать объяснения по поводу своего отсутствия, могут возникнуть неприятности. Его сын не признает этого, но Рим и в самом деле находится под пятой Берлина.

Савароне подозвал второго по старшинству сына, серьезного Антонио, — тот стоял рядом с женой, которая что-то выговаривала их сынишке.

— Что, отец?

— Сходи на конюшню. Найди Барцини. Скажи ему, что, если Витторио приедет, когда здесь уже будут фашисты, пусть он объяснит свое опоздание делами на заводе.

— Я могу позвонить на конюшню.

— Her. Барцини стареет. Он делает вид, что это не так, но он глохнет. Надо, чтобы он все точно уяснил. Средний сын послушно кивнул:

— Конечно, отец. Как тебе будет угодно.

Да что же, во имя всего святого, совершил его отец? Что мог сделать такого, отчего Рим посмел подняться на Фонтини-Кристи?

«Вся ваша семья в опасности!»

Бред!

Муссолини заигрывает с промышленниками Севера, они ему нужны. Он знал, что многие из них уже старики, что их уже ничем не прошибешь, и понимал, что может добиться от них большего пряником, чем кнутом. Не все ли ему равно, как какие-то Савароне обделывают свои мелкие делишки? Их время уже прошло.

Но Савароне был один. Всегда в стороне от других. Обрел, вероятно, эту ужасную роль, роль символа. Со своими дурацкими — будь они прокляты — партизанами. Безмозглые дураки, безумцы, которые рыщут по лесам и полям Кампо-ди-Фьори, словно кровожадные дикари, охотящиеся на тигров и львов.

Боже! Детские забавы! Бирюльки!

Этому надо положить конец! Если отец зашел слишком далеко и чем-то рассердил дуче, он вмешается. Два года назад Витторио прямо заявил Савароне, что, раз он взял в свои руки бразды правления в индустриальной империи Фонтини-Кристи, вся власть перейдет к нему.

И вдруг Витторио вспомнил. Две недели назад Савароне ездил на несколько дней в Цюрих. Во всяком случае, сказал, что едет в Цюрих. Кажется, так — он, Витторио, слушал вполуха. Именно в те дни возникла необходимость получить подпись отца на нескольких контрактах. Дело было настолько срочное, что он обзвонил все отели Цюриха, пытаясь отыскать Савароне. Но не нашел его. Никто его там не видел, а ведь Фонтини — заметная фигура...

Вернувшись в Кампо-ди-Фьори, отец никому не сказал, где был. Он выводил сына из себя своими секретами, твердя, что объяснит все через несколько дней. В Монфальконе должно кое-что произойти, и когда это произойдет, Витторио все узнает. Витторио должен знать.

Что же имел в виду отец? Что должно было произойти в Монфальконе? Почему происходящее в Монфальконе должно иметь к ним отношение?

Бред!

Но Цюрих вовсе не был бредом. В Цюрихе банки. Может быть, Савароне занимался какими-то спекуляциями в Цюрихе? Может быть, он перевел из Италии в Швейцарию крупные суммы денег? А теперь это запрещено законом: Муссолини считает каждую лиру. Бог свидетель: у семьи и так большие вклады в банках Берна и Женевы, в Швейцарии хватает капиталов Фонтини-Кристи.

Что бы ни совершил Савароне, это будет его последний фортель. Если уж отец полез в политику, пускай отправляется куда-нибудь подальше проповедовать свои идеи. Хоть в Америку.

Витторио медленно покачал головой, смирившись. Он вывел свою роскошную «испано-сюизу» на шоссе. О чем он думает! Савароне — всегда Савароне! Глава дома Фонтини-Кристи. Будь его сын хоть семи пядей во лбу, все равно «хозяин» — Савароне!

«Воспользуйтесь дорогой к конюшне».

Интересно зачем? Дорога к конюшне начиналась у северной границы имения в трех милях к востоку от главных ворот. Ладно, он поедет по этой дороге. Должно же у отца быть основание для такого распоряжения. Без сомнения, столь же идиотское, как и те дурацкие игры, в которые он играет. Ну да ладно: хотя бы внешне следует выказать сыновнее послушание. Ибо сын собирался решительно поговорить с отцом.

Так что же случилось в Цюрихе?

Он миновал главные ворота Кампо-ди-Фьори и доехал до развилки. Там свернул налево и, проехав еще около двух миль к северным воротам, снова свернул налево, к имению. Конюшня находилась в трех четвертях мили от ворот, туда вела грунтовая дорога. Тут легче проехать верхом, этим путем пользовались всадники, направляясь в поля и к тропинкам, огибающим с севера и запада лес, в центре родового поместья Фонтини-Кристи. Лес позади главной усадьбы, который делился надвое ручьем, струящимся с северных гор.

В ярком свете фар он увидел знакомую фигуру Гвидо Барцини, старик махал рукой, прося остановиться. Этот Барцини тот еще фрукт. Старожил Кампо-ди-Фьори, всю жизнь проработал на конюшне.

— Быстрее, синьор Витторио! — сказал Барцини, наклонившись к открытому окну. — Оставьте машину здесь. Уже нет времени.

— Нет времени? Для чего?

— Хозяин разговаривал со мной минут пять назад. Он сказал, чтобы вы, как только появитесь, позвонили ему из конюшни, прежде чем направиться в дом.

Витторио посмотрел на часы в приборном щитке. Они показывали двадцать восемь минут одиннадцатого.

— Торопитесь, синьор! Фашисты!

— Какие фашисты?

— Хозяин. Он вам все расскажет.

Фонтини-Кристи вышел из машины и пошел за Барцини по мощенной камешками тропинке, ведущей к входу в конюшню. Они зашли в мастерскую, где аккуратно развешанные сбруи, подпруги, вожжи обрамляли бесчисленные грамоты и почетные ленты — свидетельства превосходства герба Фонтини-Кристи. На стене висел телефон, связанный с господским домом.

— Что происходит, отец? Ты не знаешь, кто мне звонил в Белладжо?

— Молчи! — закричал Савароне. — Они будут здесь с минуты на минуту. Немецкие каратели.

— Немецкие?

— Да. В Риме надеются застать здесь тайную встречу партизан. Не застанут, конечно. Нарушат тихий семейный ужин. Запомни! У тебя на сегодня был запланирован семейный ужин. Ты просто задержался в Милане.