Кости - Джонатан Келлерман Страница 14

Поиск по картинке не дал ничего.

— Учителя фортепиано не входят в категорию высокого риска, — заметил Рид.

— Ничто так не портит неделю, как грустная песня, — хмыкнул Майло.

— А что насчет трех других трупов, лейтенант?

— Посмотрим, что обнаружат наши копальщики. А тем временем надо понять, что у нас уже есть.

Я высказал свои мысли о человеке, зацикленном на болоте.

— Может быть, — обронил Майло. Рид не сказал ничего.

* * *

Дом Селены Басс, переделанный из гаража, был двухэтажным и располагался за одноэтажным двухквартирным зданием, отделанным белой штукатуркой.

В самой большой квартире в этом здании, окруженном декоративными апельсиновыми и банановыми деревьями, проживала хозяйка «поместья», древняя дама по имени Анюта Розенфильд, величественно восседавшая в кресле на колесиках. Веселая горничная-филиппинка провела нас в тесную гостиную, где было не продохнуть от розовых бархатных драпировок, растений в горшках и фарфоровых фигурок на вычурных подставках.

— В январе ей исполнится сто лет!

Старуха не пошевельнулась. Глаза ее были открыты, но взгляд их казался бессмысленным, а колени ее, похоже, были настолько хрупкими, что не выдержали бы даже веса одной из ее драгоценных фарфоровых куколок.

— Это поразительно, — отозвался Майло, останавливаясь поблизости кресла на колесиках. — Мэм, можем мы получить ключи от жилища мисс Басс?

— Она ничего не слышит и не видит, — сообщила горничная. — Задавайте все вопросы мне. — Она ткнула себя пальцем в грудь. — Луз.

— Луз, можем мы…

— Конечно, офицеры! — Она извлекла ключ из кармана своей формы.

— Спасибо большое.

— С ней все хорошо — с Селеной?

— Вы ее знаете?

— На самом деле, я ее не знаю, но иногда вижу ее. В основном тогда, когда ухожу. Иногда она тоже уходит.

— Когда вы видели ее в последний раз?

— Хм-м… вот сейчас, когда вы это сказали, я припоминаю, что не видела ее уже довольно давно. И знаете, я не видела свет в ее доме… уже несколько дней, по меньшей мере. — Она судорожно вздохнула. — А теперь приехали вы… о, Боже!

— Несколько дней? — переспросил Рид.

— Примерно четыре, — уточнила Луз. — Может быть, пять, я не считала.

— Какой она была?

— Я никогда с ней не разговаривала, мы просто улыбались и говорили «привет». Она казалась очень милой. Красивая девушка, худая, совершенно никаких бедер, сейчас все такие.

— В какое время вы обычно уходите с работы? — спросил Майло.

— В семь часов вечера.

— Кто-нибудь работает здесь в ночную смену?

— В семь часов домой приходит дочь миссис Розенфильд, Элизабет. Она работает сиделкой в больнице Сент-Джон. — Луз заговорщицким шепотом продолжила: — Ей семьдесят один год, но ей все еще нравится работать в неонатальном отделении интенсивной терапии, с младенцами. Так я с ней и познакомилась. Я — аттестованная сиделка и тоже работала в интенсивной терапии. Я люблю младенцев, но здесь мне нравится больше. — Она погладила свою подопечную по плечу. — Миссис Эр — очень славная женщина.

На губах старухи появилась добродушная улыбка. Кто-то напудрил ей лицо, накрасил веки синими тенями, наманикюрил ногти. Воздух в комнате был спертым и густым. Розы и гаультерия.

— Что еще вы можете рассказать нам о Селене Басс? — напомнил Майло.

— Хм-м, — протянула Луз. — Я уже говорила, она милая… пожалуй, чуть застенчивая. Похоже, она не любила долгие разговоры. Я никогда не слышала, чтобы Элизабет жаловалась на нее, а Элизабет любит пожаловаться.

— Полное имя Элизабет?

— Элизабет Майер. Она вдова, как и ее матушка. — Горничная опустила глаза. — У нас троих это общее.

— А, — произнес Майло. — Сочувствую вашей потере.

— Это было давно.

Миссис Розенфильд снова улыбнулась. Трудно было понять, чем была вызвана эта улыбка.

— Кто живет во второй квартире? — спросил Майло.

— Мужчина, француз, его почти никогда не бывает дома. Он профессор; думаю, преподает французский язык. Чаще всего он во Франции. Вот как сейчас.

— Как его имя?

Луз покачала головой.

— Извините, вам нужно спросить у Элизабет. За два года я видела его всего пару раз. Симпатичный мужчина, с длинными волосами — как у того актера, такого тощего… Джонни Деппа.

— Похоже, у вас тут довольно тихое местечко, — заметил Майло.

— Очень тихое.

— К Селене когда-нибудь приходили друзья?

— Друзья — нет. Один раз я видела ее с парнем, — сказала Луз. — Он ждал Селену на тротуаре, и она села в его машину.

— Что это была за машина?

— Извините, я не видела.

— Вы можете описать его?

— Он стоял ко мне спиной, и было темно.

— Высокий, низкий? — спросил Рид.

— Среднего роста… ах да, точно одно — у него не было волос, бритая голова, как у какого-нибудь баскетболиста. От его головы отражался свет.

— Этот мужчина был белым? — уточнил Рид.

— Ну… — промолвила Луз, — не черным, точно. Хотя я полагаю, что он мог быть светлокожим черным. Извините, я видела его только со спины; полагаю, он мог быть кем угодно. Он что-то сделал с Селеной?

— Мэм, на данный момент у нас даже нет подозреваемого. Вот почему все, что вы видели, может оказаться важным.

— Подозреваемый?.. Так она…

— Боюсь, что да, — подтвердил Рид.

— О нет. — Глаза горничной увлажнились. — Это так грустно, такая молодая… о, Боже… Жаль, что мне больше нечего вам рассказать.

— Вы и так сказали многое, — заверил ее Майло. — Не сообщите ли ваше полное имя, для протокола? И контактный телефон.

— Луз Елена Рамос. Не опасно ли оставаться здесь?

— У нас нет причин так думать.

— Ох, — вздохнула Луз. — Мне немного боязно. Лучше поберечься.

— Я уверен, что с вами все будет в порядке, мисс Рамос, но осторожность никогда не повредит.

— Когда вы приехали, я догадалась, что что-то случилось. Проработав в больнице восемь лет, начинаешь понимать, как выглядят плохие новости.

* * *

Жилище Селены Басс, площадью в четыре сотни квадратных футов, несло следы своего гаражного прошлого.

Потрескавшийся бетонный пол был покрашен бронзовой краской и отлакирован, но сквозь лак проступали масляные пятна, в воздухе витал слабый запах смазки и бензина. Низкий потолок из побеленного гипсокартона делал комнату тесной. Стены были отделаны тем же материалом, небрежно прикрепленным к деревянной обрешетке. Были видны проклеенные скотчем швы; головки гвоздей торчали тут и там, словно юношеские угри.