Питер Пэн должен умереть - Джон Вердон Страница 15

– Вранье, притворство. Разве можно придумать лучшее прикрытие для политика, втайне закрутившего роман с мафией, чем образ самого ярого во всем штате борца с преступностью?

Гурни кивнул, стараясь уместить в голове все подробности разветвленного, как мыльная опера, повествования.

– Так, по вашим словам, Карл в конце концов рассорился с этим самым Ангелом? Поэтому его и убили?

– Ангел всегда был самым опасным игроком в салуне. Карл далеко не первый и даже не десятый из деловых партнеров Ангела, кто заканчивает подобным образом. В некоторых кругах говорят, что Грек за столом переговоров выставляет только два предложения: «Делай, как я скажу. А не то снесу голову нафиг». Ручаюсь, наверняка в какой-то момент Карл отказался следовать указаниям Донни. Ну вот голову ему и снесли, верно?

Гурни не ответил, размышляя, кто же она такая на самом деле, эта напрочь лишенная сентиментальности, суровая особа.

– Кстати, – добавила она, – вам бы стоило еще взглянуть на фотографии Карла до этого происшествия.

– Зачем?

– Понять, какой он был. Карл был создан для политики. Продал душу дьяволу – с ангельской улыбочкой.

– Почему вы не ушли от него, когда дело приняло дурной оборот?

– Потому что я пустая и мелочная авантюристка, жадная до денег и власти.

– В самом деле?

Ответом ему стала ослепительная загадочная улыбка.

– Еще вопросы?

Гурни задумался.

– Да. Что такое, черт возьми, Церковь Киберпространства?

– Да очередная религия без Бога. Наберите это название в каком-нибудь поисковике – узнаете больше, чем хотите знать. Что-нибудь еще?

– У Карла или Йоны есть дети?

– Только не у Йоны. Слишком занят своей эзотерикой. У Карла есть дочь от первого брака. Слабоумная шлюха.

Голос Кэй звучал ровно и бесстрастно, как будто она сказала, например, что девочка учится в колледже.

Гурни даже сморгнул от такого несоответствия.

– Не хотите рассказать подробнее?

Сперва она вроде бы согласилась, но потом помотала головой.

– Лучше судите сами. Я в этом вопросе необъективна.

После еще нескольких вопросов и ответов, договорившись об очередном звонке, Хардвик с Гурни поднялись, собравшись уходить. Хардвик многозначительно посмотрел на синяк Кэй.

– Уверены, что все в порядке? Я тут кое-кого знаю. Она бы могла за вами присмотреть, может, на время изолировать от соседей.

– Говорю же вам, мы разобрались.

– А вы не складываете все яйца в одну корзину, надеясь только на Кристалл?

– Это очень крепкая и прочная корзина. Да и мое прозвище помогает. Я разве не говорила? В здешнем зоопарке меня очень уважают.

– Что за прозвище?

Кэй оскалила зубы в быстрой, леденящей улыбке.

– Черная вдова.

Покинув исправительную колонию «Бедфорд-Хиллс» и направившись к мосту Таппан Зи, Гурни поднял тему, которая уже давно жгла ему язык:

– Сдается мне, ты знаешь об этом деле что-то важное, чего не сказал мне.

Хардвик прибавил газу и с выражением отвращения на лице обогнул медленно плетущийся минивэн.

– Видать, торопиться ему некуда, все равно, когда доедет. Был бы бульдозер – в лепешку бы ленивую тварь раскатал.

Гурни ждал.

Наконец Хардвик соизволил ответить на его вопрос.

– Ты получил общее представление, старичок, – все ключевые моменты, основные персонажи. Какого хрена тебе еще?

Гурни обдумал и саму фразу, и тон, каким она была произнесена.

– Ты куда больше похож на себя, чем с утра.

– И какого хрена ты имеешь в виду?

– Сам отгадай. Помни, я еще вполне могу бросить всю эту затею – и брошу, если не буду уверен, что знаю про дело Спалтеров ровно столько же, сколько и ты. Не собираюсь играть роль вывески, чтобы заставить дамочку подписать договор с твоим юристом. Как там, она сказала, его звать?

– Полегче, полегче. Не лезь на рожон. Лекс Бинчер. Ты с ним еще встретишься.

– Вот видишь, Джек, в том-то и проблема.

– Какая еще проблема?

– Ты слишком рано делаешь выводы.

– Какие выводы?

– Что я с тобой заодно.

Хардвик нахмурился, сосредоточенно глядя на пустую дорогу впереди. Нервное подергивание вернулось.

– А разве нет?

– Может, да, а может, нет. В том-то и дело. Я дам тебе знать.

– Отлично. Хорошо.

Между ними опустилось напряженное молчание, длившееся, пока они не переехали Гудзон и не помчались на запад по I-287. Гурни размышлял, с чего это он так взбеленился, и пришел к заключению, что дело не в Хардвике, а в том, что он сам покривил душой.

Ведь он уже был с ним заодно. Определенные аспекты дела – помимо жуткой фотографии Карла Спалтера – успели заинтриговать его. Однако он прикидывался, будто еще не принял решение. И притворство это предназначалось скорее Мадлен, чем Хардвику. Гурни прикидывался – и преподносил это Мадлен как правду, – будто его выбор рационален и основывается на вполне объективных критериях. В действительности же ничем подобным и не пахло. Рациональной подоплеки в том, станет он участвовать в деле или нет, было не больше, чем в вопросе, поддаваться ли силе гравитации.

Правда состояла в том, что ничто в мире не привлекало и не будоражило его так, как запутанное убийство. Гурни мог бы привести тому вполне разумные объяснения. Мог бы сказать – речь идет о справедливости. О том, как выправить безобразный дисбаланс в устройстве мира. Встать на сторону пострадавших. Выступить в поход за истиной.

Однако бывали и времена, когда он не видел в процессе расследования ничего, кроме разгадывания головоломок, навязчиво-невротическое стремление свести воедино все оборванные концы. Интеллектуальная игра, соревнование умов и воль. Игровая площадка, на которой он умел побеждать.

Где-то рядом стояло и мрачное предположение Мадлен: что на самом деле его привлекает нечеловеческий риск и некая самоненавистническая часть его психики слепо влечет Гурни на орбиту смерти.

Разум его отвергал эту возможность, хотя сердце леденело при мысли о ней.

Однако в конечном итоге он сам не верил ни во что, что думал или говорил по поводу причин, заставивших его избрать именно эту профессию. Все это были лишь гипотезы, ярлычки.

Упоминалась ли хоть в каких-то из этих ярлычков сила гравитации?

Кто знает.

Суть состояла вот в чем: сколь он ни рационализировал, сколь ни тянул время, а отвернуться от вызова вроде дела Спалтеров не мог – точно так же, как алкоголик не в состоянии отказаться от мартини после первого глотка.