Питер Пэн должен умереть - Джон Вердон Страница 16

Внезапно на него навалилась усталость. Он закрыл глаза, а когда снова открыл их, впереди проглянуло водохранилище Пепактон. Выходит, они уже миновали Кэт-Холлоу и вернулись в округ Делавэр: то есть, осталось меньше двадцати минут езды до Уолнат-Кроссинга. Вода в озере после засушливого лета стояла удручающе низко. За таким летом чаще всего следует тусклая осень.

Мысли Гурни вернулись к встрече в «Бедфорд-Хиллс».

Он посмотрел на Хардвика. Тот словно бы затерялся в собственных невеселых думах.

– Так скажи, Джек, что ты знаешь о дочери Карла Спалтера – «слабоумной шлюхе»?

– Ты явно пропустил эту страницу в протоколах суда – дочь свидетельствует, что накануне того дня, когда стреляли в Карла, слышала, как Кэй говорит кому-то по телефону, мол, все улажено и не пройдет двадцати четырех часов, как ее проблемы закончатся. Милую барышню зовут Алисса. Постарайся относиться к ней добрее. Возможно, ее слабоумная шлюховатость станет ключом к освобождению нашей клиентки.

Хардвик выжимал шестьдесят пять миль в час на петляющем участке дороги с ограничением скорости в сорок пять. Гурни проверил ремень безопасности.

– Не объяснишь, почему?

– Алиссе девятнадцать, красотка, что твоя кинозвезда, сладчайший яд. Мне говорили, у нее в очень интимном месте вытатуирована надпись «Без границ». – Лицо Хардвика расплылось в ухмылке. – А еще она сидит на героине.

– И чем это поможет Кэй?

– Терпение. Похоже, Карл на дочурку не скупился. Баловал так, что вконец испортил, то есть, даже переборщил. Пока был жив. А вот с завещанием совсем другая история. Может, на него снизошло прозрение, что вертихвостка вроде Алиссы способна натворить бед, получив в распоряжение несколько миллионов баксов. Так что по завещанию все переходит к Кэй. И на момент покушения он ничего не поменял – может, еще не решил насчет развода или просто руки не дошли: факт, который прокурор особенно подчеркивал и считал главным мотивом Кэй к убийству.

Гурни кивнул.

– А после выстрела он уже не мог ничего менять.

– Именно. Но тут дело в другом. Как только Кэй осудили, это означало, она не унаследует ни цента, поскольку закон воспрещает наследнику получать имущество того, в чьей смерти он виновен. Все средства, которые должны отойти виновнику, распределяются среди ближайших родственников. В данном случае это Алисса Спалтер.

– Она получила деньги Карла?

– Не совсем. Это дело небыстрое, мягко говоря, а апелляция приостановит процесс до вынесения окончательного решения.

Гурни начал терять терпение.

– Так с какой радости мисс «Без границ» становится ключом ко всему?

– У нее, безусловно, имелся крайне весомый мотив сделать все возможное, чтобы Кэй признали виновной. Ты можешь сказать, у нее был еще и весомый мотив самой убить отца при условии, что обвинят кого-то другого.

– И что? В деле – ни единого упоминания хоть о каких-нибудь уликах, связывающих ее со стрельбой. Я что-то упустил?

– Ничего.

– Так куда эта дорожка тебя приводит?

Улыбка Хардвика стала еще шире. Куда бы ни приводила его эта дорожка, а процесс расследования явно заводил его. Кстати, Гурни покосился на спидометр и отметил, что стрелка колебалась уже в районе семидесяти. Они ехали вниз по холму близ западной части водохранилища, приближаясь к крутому повороту возле «Проката каноэ Барни». Гурни стиснул челюсти. У старых спортивных машин уйма лошадиных сил, но на крутых поворотах сладить с ними непросто.

– Куда это меня приводит? – Глаза Хардвика сверкали от удовольствия. – Что ж, позволь тебя кое о чем спросить. Ты сказал бы, что тут намечается конфликт интересов… некоторое нарушение служебной процедуры… не совсем беспристрастное расследование… если потенциальная подозреваемая по делу об убийстве трахается с главным следователем?

– Что? Клемпер? И Алисса Спалтер?

– Мак Мудак и Слабоумная Шлюха.

– Бог ты мой. А доказательства у тебя есть?

На миг широкая улыбка сделалась еще шире и лучезарнее.

– Знаешь, Дэйви, старичок, я как раз думаю, что это еще одна мелочь, в которой ты нам можешь помочь.

Гурни промолчал. И молчал следующие семнадцать минут, пока они ехали от водохранилища к Уолнат-Кроссингу, а оттуда вверх по петляющему и грязному проселку от сельской дороги к его пруду, лугу и дому.

Уже возле дома, сидя в трясущемся на холостом ходу «Понтиаке», он понял, что должен что-то сказать, – и хотел, чтобы его слова прозвучали недвусмысленно.

– Джек, у меня такое ощущение, будто мы с тобой в этом деле движемся в разных направлениях.

Вид у Хардвика стал, точно он проглотил какую-то кислятину.

– Это как?

– Ты все толкаешь меня к проблемам предвзятого расследования, некачественного судопроизводства и так далее.

– Ну так все апелляции об этом.

– Понимаю. И к этому я еще приду. Но я не могу с этого начинать.

– Но если Мак Клемпер…

– Знаю, Джек, знаю. Если ты в состоянии доказать, что главный следователь проигнорировал целую линию расследования только потому…

– Потому что трахался с потенциальной подозреваемой! Да этого одного хватит, чтобы оспорить приговор. Бинго! Что тут плохого?

– Плохого ничего. Проблема в том, что у меня другой подход и я движусь в другом направлении.

– Нужно сделать первый шажок, крошечный: поболтать с умопомрачительной Алиссой, прикинуть, с кем мы имеем дело: на какие кнопки нажимать, чтобы расположить ее к нам, под каким углом…

– Вот видишь, именно это я и имею в виду, когда говорю, что мы движемся в разных направлениях.

– Да о чем ты?

– Для меня такой вот разговор может стать разумным десятым шагом, а не то одиннадцатым, но уж никак не первым.

– Твою мать! Ты делаешь из мухи слона.

Гурни смотрел в боковое окно. Над гребнем холма за прудом медленно кружил ястреб.

– Помимо завлечения Кэй Спалтер – что еще, по твоим раскладам, я приношу на эту вечеринку?

– Я уже говорил.

– Ну так повтори снова.

– Ты – член команды по стратегии. Боец. Один из тех, кто принимает основные решения.

– И что?

– А что тебя не устраивает-то?

– Если хочешь, чтобы я внес свою лепту, дай мне делать это на мой лад.

– Ты кто, долбанный Фрэнк Синатра?

– Если ты хочешь, чтобы я сделал десятый шаг раньше первого, я тебе помочь не смогу.

Хардвик издал нечто вроде раздраженного вздоха.

– Отлично. И что ты хочешь?