Убийственное совершенство - Питер Джеймс Страница 2

Она поцеловала его еще раз:

— Я люблю тебя, Джон.

Он заглянул в ее глаза — иногда зеленые, иногда карие, но всегда блестящие, всегда с искоркой, такие доверчивые, такие родные — и почувствовал, как от любви к ней стеснилось сердце.

— А я обожаю тебя, Наоми. Я тебя обожаю, и еще я тобой восхищаюсь.

Она грустно улыбнулась:

— Я тоже тобой восхищаюсь. Ты даже не догадываешься насколько.

Они немного помолчали. Прошло довольно много времени после смерти Галлея, прежде чем их жизнь снова наладилась. Первые два года были по-настоящему страшными и трудными, и Наоми не раз думала, что их браку пришел конец.

Он был сильным мальчиком. Они решили назвать его в честь кометы. Джон сказал, что ребенок особенный; такие дети рождаются редко, раз в семьдесят пять лет, а может быть, и реже. Тогда они еще не знали, что их сын таит в себе бомбу с часовым механизмом.

Наоми до сих пор носила с собой его фотографию. На снимке был трехлетний мальчик в комбинезоне, с растрепанными светлыми волосами — как будто его только что вытащили из сушильного барабана. Он улыбался прямо в объектив. Двух передних зубов не хватало. Упал с качелей.

После его смерти Джон долго не мог не то что плакать или горевать, а даже говорить об этом. Он с головой погрузился в свою работу, в свои шахматы и свою фотографию; в любую погоду уходил с фотоаппаратом и пропадал по многу часов, снимая все, что видел, без цели и смысла.

Наоми тоже попыталась забыться в работе. Через приятеля из Лос-Анджелеса она нашла хорошее место в фирме, занимавшейся пиаром, но через несколько недель уволилась. Не могла сосредоточиться. Без Галлея все казалось ненужным и бессмысленным.

В конце концов им обоим пришлось обратиться к психотерапевту и пройти курс реабилитации, который окончился всего несколько месяцев назад.

— Как ты себя чувствуешь теперь, когда…

— Когда мы здесь? — договорила Наоми.

— Да. Когда мы на самом деле здесь.

— Все как-то очень… по-настоящему. Совсем по-настоящему. Я страшно волнуюсь. А ты?

Джон нежно погладил ее по голове.

— Если ты захочешь все остановить, милая… в любой момент…

Чтобы за все заплатить, им пришлось взять огромный кредит в банке и занять еще сто пятьдесят тысяч долларов сверх того — мать Наоми и ее старшая сестра Харриет, которая жила в Англии, настояли на том, чтобы одолжить им эти деньги. Вся сумма, четыреста тысяч долларов, была уже выплачена, и возврату эти деньги не подлежали.

— Мы приняли решение, — сказала Наоми. — Мы должны двигаться дальше. И не нужно…

В дверь постучали.

— Горничная!

Вошла невысокая, приятная филиппинка в комбинезоне и кедах.

— Доктор и миссис Клаэссон, добро пожаловать на борт. — Она улыбнулась. — Меня зовут Ли, я буду вашей горничной. Вам что-нибудь нужно?

— Нас обоих здорово мутит, — сказал Джон. — Может быть, есть какое-нибудь средство, которое моей жене можно принимать?

— О, конечно. Я сейчас принесу.

— Что, действительно есть? Я думал, никакие лекарства…

Дверь закрылась. Меньше чем через минуту горничная постучала опять. В руках она держала две пары браслетов и два пластыря. Засучив рукава, она показала свои запястья — на ней были точно такие же браслеты — и пластырь за ухом.

— Наденьте это, и вас не будет тошнить, — заверила она и помогла прикрепить и пластырь, и браслеты там, где нужно.

Был ли это чисто психологический эффект, или средства действительно работали, Наоми не знала, но уже через несколько минут после того, как горничная ушла, она почувствовала себя немного лучше. По крайней мере, настолько, чтобы продолжить разбирать вещи. Она поднялась с кровати и взглянула в один из иллюминаторов — всего в каюте их было два, — но тут же отвернулась. От вида волн ее снова затошнило.

Джон опять уткнулся в ноутбук. У них было правило: Наоми распаковывает вещи, а Джон не путается под ногами. Он совершенно не умел складывать вещи, а уж разбирать их и подавно. Наоми вздохнула и посмотрела на бардак, который Джон умудрился создать за пару минут, пока искал адаптор. Некоторые вещи он разбросал по кровати, кое-что висело на ручке кресла, а пара предметов туалета валялась на полу. В центре хаоса сидел Джон и внимательно смотрел в экран.

Наоми подобрала комок галстуков и улыбнулась. Злиться было абсолютно бессмысленно.

Джон немного покрутил браслеты и потрогал пластырь за ухом. Никакой заметной перемены в своем состоянии он не почувствовал, а потому постарался не обращать внимания на качку и сосредоточиться на шахматном матче, который вел с неким Гасом Сантьяно. Гас жил в Австралии, в Брисбене; они познакомились на одном из форумов, посвященных шахматам.

Джон играл с ним уже пару лет. Они никогда не встречались, только в Интернете, и Джон даже не знал, как выглядит его соперник. Австралиец был довольно силен, но в последнее время паузы между его ходами становились все продолжительнее и продолжительнее. Положение его было безнадежным, и матч он затягивал из чистого упрямства. Джон стал немного скучать и уже подумывал о том, чтобы найти нового соперника. Сейчас австралиец сделал очередной, ничего не меняющий ход.

— Идите к черту, мистер Сантьяно.

Джон поставил шах. Австралиец уже потерял ферзя, обоих слонов и одну ладью. У него не было ни единого шанса. Почему бы просто не признать свое поражение и не покончить с этим? Джон быстро написал ответ, предлагая сопернику сдаться, и подключился к сотовому, чтобы отправить письмо, но сигнала не было.

Слишком далеко в море, понял он. На тумбочке возле кровати стоял телефон, который поддерживал связь с помощью спутника, но в инструкции сообщалось, что минута стоит девять долларов. Слишком дорого. Что ж, Гасу Сантьяно придется немного помучиться в ожидании ответа.

Джон закрыл файл с шахматами и зашел в свой почтовый ящик, чтобы просмотреть сообщения, которые он загрузил еще сегодня утром, но пока не успел прочитать. На секунду его охватила паника: что, если они будут оставаться вне зоны доступа весь следующий месяц? Как тогда получать и отправлять письма? Джон работал в Университете Южной Калифорнии, там находилась его лаборатория, и обычно он получал где-то сто пятьдесят имейл-сообщений в день. Сегодняшняя порция составила около двухсот писем.

— Это поразительно, дорогой! Ты читал?

Джон поднял голову. Наоми держала в руках рекламный буклет.

— Я как раз хотел прочитать еще раз, повнимательнее.

— У них всего двадцать частных кают для клиентов. Какой чудесный эвфемизм! Приятно знать, что мы не пациенты, а клиенты. — Наоми прочитала еще несколько строк. — Раньше лайнер вмещал до пятисот пассажиров, но теперь две главные палубы, на которых располагались каюты, полностью заняты компьютерным оборудованием. На борту находится пятьсот суперкомпьютеров! Это потрясающе! Зачем им так много?