Секретные материалы: Хочу верить - Макс Аллан Коллинз Страница 26

— Обещать не могу, — признала Скалли. У нее ведь тоже были свои сомнения. — Я просто… я просто еще не готова опустить руки.

У Маргарет в глазах стояли слезы:

— Я знаю, что Кристиан вам дорог, и очень. И он вас обожает, мы это видим.

— Но мы должны сделать так, как будет лучше для Кристиана, доктор Скалли.

— Тогда подождите, — сказала Скалли. — Кристиан здесь пробудет несколько дней в послеоперационной палате. Пусть пройдет время, и не будем торопить события. Тогда поговорим снова.

И она пошла прочь по коридору, не ожидая их ответа.

Черил Каннингэм, свернувшись во внутриутробной позе, завернувшись туго в одеяло, спала в деревянном ящике на псарне. Она спала уже несколько часов, и ей снилось, что она в каком-то другом месте, более приятном, как вдруг она проснулась от резкого металлического скрежета, вернувшего ее к страшной реальности. Глаза распахнулись, и снова скрежет с каким-то еще грохотом заставил ее рывком встать на колени и прильнуть глазом к отверстию в стенке.

Оказывается, это раскрывались металлические двери клеток, и они скребли по полу. Тот худой высокий старик в докторском халате и шапочке шел и выпускал питбулей из клеток одного за другим. Потом он брал их за ошейник и выпроваживал через большой собачий лаз внизу в стене. Они не протестовали — явно привыкли к этой процедуре. Женщина в белом халате шла за ним и поступала точно так же — выпускала собак через собачий лаз, во внутренний двор побегать (как решила Черил).

Когда клетки опустели, работа была выполнена, изможденный доктор подошел к ней и заглянул в отверстия.

Черил, стоя на коленях, упираясь руками в стенки ящика, посмотрела на него умоляющим от всей души взором, ища в его глазах отзыв человечности.

— Сжальтесь! У меня есть родные. Мама и папа, как у вас. Я хочу снова их увидеть. Сжальтесь, сжальтесь! Я не хочу умирать! Пожалуйста, послушайте меня!

Худой доктор улыбнулся ей доброй улыбкой и заговорил что-то утешительное, но слова звучали на непонятном языке, вероятно, на русском.

— Я не понимаю, — сказала она. — Я не могу… я не знаю…

— Хочешь… поцелуи?

Этот дурацкий вопрос на ломаном английском мог бы рассмешить ее, если бы не напугал до оледенения. Она только таращилась в непонимании и страхе.

Тогда он сунул руку в карман больничного халата и вынул горсть серебристых предметов, которые бросил в отверстие для пищи. «Поцелуи Херши».

Она не отреагировала, умоляя этого с виду доброго старика, глядя просящими глазами:

— Мне нужно домой, прошу вас. Мне нужно домой!

Но он встал и пошел прочь, через пластиковую занавеску, в светлую комнату с медицинскими приборами, куда недавно унесли образец ее крови.

— Не бросайте меня! — крикнула она вслед, борясь с рыданиями. — Не уходите…

Но он уже ушел.

Дана Скалли в бежевом кашемировом пальто поверх обычной одежды в нерешительности стояла у двери квартиры. Она сама себе не верила, что проехала через весь ночной город именно сюда. Неужто она так вымоталась, так истощилась эмоционально, что, подобно лунатику, бессознательно передвигается в кошмаре наяву?

И все-таки она постучала.

Открыли не сразу, но когда открыли, на пороге стоял отец Джо в купальном халате и шлепанцах, а седые волосы у него стояли дыбом, будто он случайно сунул ногу в розетку — и вот что вышло. Отвисшая от изумления челюсть вполне отвечала этому виду.

— Вот теперь у меня точно видение, — сказал он. — Уж если что и назвать видением, так вот оно…

Она переступила с ноги на ногу, с неловкостью, с беспокойством, и очень осторожно спросила:

— Можно мне с вами поговорить?

Бывший священник промолчал. Он только стоял и таращился на нее с отвисшей челюстью, будто она его мокрым полотенцем по морде хлестнула.

Потом это выражение сменилось уже каким-то человеческим, даже приветливым, и он сказал:

— Доктор Скалли, это лучшее, о чем я мог мечтать.

Он открыл дверь пошире, подвинулся в сторону и сделал приглашающий жест:

— Не окажете ли мне честь войти?

Неуклюже, боком протиснувшись мимо, Скалли вошла и чуть не вздрогнула, когда дверь за ней со стуком закрылась.

И снова она оказалась в этой темной, серой и грязной гостиной. По телевизору шло шоу под взрывы закадрового смеха Дэвида Леттермана, на диване лежали одеяло и подушка (это здесь, что ли, спал отец Джо?), рядом на столике полная пепельница окурков. Дым и табачный запах висели занавесом. Холоден и затхл был мир бывшего священника.

Сколько раз обсуждали они с Малдером пресловутую обыденность зла? И вот сейчас, в запущенной квартире, у нее такое чувство, будто она вошла в самые ворота ада.

— Будьте как дома, — сказал отец Джо, показывая на диван.

Она покачала головой:

— Я ненадолго.

Он следовал за ней как тень по пути к дивану, но, обойдя ее, не сел — стоял и глядел на нее, не мигая.

— Вы приехали одна? — спросил он.

Нет, дом окружен, и если ты только дернешься, видит Бог, на тебя тут же со всех сторон налетит спецназ, как на Бонни и Клайда…

— Да, — призналась она.

Чего он так уставился? Нервы ее испытывает? Проверяет, не испугается ли? Смутить хочет?

Как бы там ни было, он наконец сел на диван и сказал:

— Сядьте. Пожалуйста. Я прошу.

Она огляделась, куда бы сесть, но стульев здесь не было, и она все-таки села с ним на диван, постаравшись оставить побольше места между ним и собой. Надо было уважить его просьбу — в конце концов он ее не приглашал, она приехала сама.

— Итак, — сказал он, сложив руки на коленях, — вы приехали у меня что-то спросить.

Она кивнула, и он доброжелательно улыбнулся, очевидно, ощутив ее неохоту говорить.

— Мы одни, — сказал он, — моего соседа нет дома. Можете говорить совершенно свободно.

Класс. Именно на это я и надеялась — оказаться наедине с этим жутким типом… будто у меня и без того мурашки по коже не бегут.

Она вздохнула:

— Вы мне кое-что сказали…

— Да, — кивнул он.

— Вчера, там, в снегу.

— Да. Я сказал: «Не опускайте рук».

Пришел черед Скалли кивнуть. Как-то ей стало непонятно почему легче, что отец Джо предвосхитил ее цель.