Икона, или Острова смерти - Гэри Ван Хаас Страница 29

Выше по улице, за баром «Петрос», выясняла отношения еще одна парочка. Девушка визжала по-гречески, колотя парня сумочкой по голове. Линда потянула меня за руку.

— Любовники ссорятся, — шепнула она.

Когда мы приблизились, я разглядел обоих — сутулого, похожего на гнома, мужчину и стройную молодую женщину в розовом атласном платье. Красавица и Чудовище. Прекрасный Гиацинт и его извращенный наставник, Брайан.

Линда потащила меня прочь, направляясь в путаницу переулков, подальше от увиденной сцены, но пронзительная тирада Гиацинта разносилась далеко по улицам. Я попытался прислушаться, но испорченный греческий оказался мне не по зубам.

— О чем они говорят? — поинтересовался я.

Линда усмехнулась:

— Обычное дело. Трансвестит обвиняет старика в том, что он ее использует.

По мере того как мы удалялись, голоса стихали. Линда вела меня сквозь тихий сумрак, ловко маневрируя в лабиринте тупиков и то и дело останавливаясь, чтобы поцеловаться со мной в тени бугенвиллий.

Я поднялся вслед за ней по винтовой лестнице и вошел в маленький внутренний дворик. В глиняных горшках цвели цветы, и в ночном воздухе сладко пахло жасмином. Пока Линда искала ключи, я стоял сзади нее, и мои руки касались упругих округлых грудей. Она откинулась назад так, что ее волосы защекотали мне щеку, кокетливо засмеялась и отодвинулась. Когда она открыла дверь, я увидел, что комната напоминает место действия из сказок «Тысячи и одной ночи». На полулежали гигантские яркие подушки, на белых стенах висели разноцветные плетеные циновки.

Линда принялась зажигать свечи. Я лег и поудобнее устроился среди подушек. Она налила бренди в два маленьких бокала и поставила их на медный поднос. Сев рядом, она приподняла свой бокал со словами «За нас», а потом улыбнулась и наклонилась ко мне. Длинные волосы нежно окутали меня. При свете свечей ее груди казались золотыми, соски напоминали два розовых бутона, ожидающих поцелуя. Мое воображение заработало: Афродита соблазняла беспечного смертного, и я добровольно поддался очарованию богини.

На следующее утро я проснулся рано. Линда исчезла. Я пытался понять почему. Или, быть может, мне все приснилось? Сомнения одолевали меня недолго; я отнюдь не мечтательный подросток. На столе, рядом с вазой, полной алых гвоздик, лежала записка: «Прости, мне нужно уйти. Скоро вернусь. Чувствуй себя как дома».

Я открыл ставни и прищурился, ослепленный ярким солнечным светом. Моя одежда валялась вперемешку с разноцветными подушками и вещами Линды, которые были на ней вчера. «Значит, это был не сон», — сказал я себе и улыбнулся.

На кофейном столике лежала стопка журналов; взяв их, я обнаружил на одной из глянцевых обложек улыбающееся лицо Линды. Для французского журнала Высокой моды Линда позировала на берегу Сены, а на заднем плане интригующе маячил собор Парижской Богоматери. На обложке британского женского еженедельника снова была Линда, одетая в твид, она брела по лондонскому мосту и выглядела роскошно — элегантная, уверенная хозяйка своей судьбы.

Когда я положил журналы на место, то заметил, что из одного из них выпал клочок бумаги. Это был билет на самолет — из Тель-Авива в Лимасол, израильская авиакомпания «Эль-Аль». Я вспомнил слова Линды о том, что ее семья живет на Кипре. Возможно, она совершила поездку в приливе ностальгии — потянуло в родные места. Значит, она тоже знает, что такое всеобъемлющая тоска по дому, и не важно, насколько самоуверенными мы кажемся.

Я ступил под прохладный душ, позволив воде стекать по моему телу. Мне показалось, что я смываю с себя собственное прошлое — а может быть, вода побуждала меня задуматься о будущем? Я мог поехать в Саусалито с Линдой и попытаться спасти хоть что-нибудь — продать галерею, если понадобится. Покончить с прошлым и жить на Миконосе до конца своих дней. Начать все сначала.

Когда я вышел из душа, Линда возилась в маленькой кухне — ставила в вазу свежие цветы, прибиралась. Легкое бежевое платье и огромная белая роза в волосах. Я вышел к ней голым и попытался схватить ее.

— Ты весь мокрый! — поддразнила она, морща нос. — Накинь хоть что-нибудь.

— У меня есть идея получше. Может быть, ты разденешься и присоединишься ко мне?

— Остынь, парень, — засмеялась Линда, глядя на мой затвердевший член. — Позже.

Она игриво шлепнула меня и вернулась на кухню, чтобы приготовить кофе.

— Прости, что пришлось уйти. Нужно было сделать несколько звонков.

Она варила эспрессо на бутановой горелке, в маленьком кофейнике. Я обнял Линду и поцеловал в шею. Она со смехом вырвалась, держа кофейник подальше от огня. Кофе, цвета шоколада, запенился и перелился через край.

— Видишь, что я из-за тебя натворила?

Я вытер пролитый кофе, наблюдая за тем, как она разливает эспрессо в две маленькие чашечки. Я взял свою и последовал за Линдой в гостиную. Она молча пила кофе, а потом заговорила:

— Послушай, мне жаль, но сегодня я должна уехать в Афины.

— В Афины? Зачем? — Я почувствовал, что шанс хорошо провести день ускользает от меня.

Она ненадолго замялась.

— Деловая поездка.

Линда снова надела маску холодной отчужденности, сквозь которую нельзя было проникнуть. Я попытался скрыть разочарование, призвав себе на помощь весь свой стоицизм. Мне нужно было разобраться с иконой.

— Прости, но мы с тобой увидимся только на неделе.

— Никаких проблем, любимая. — Я улыбнулся и поставил чашечку на стол. — Ты знаешь, где меня найти.

На прощание мы поцеловались у двери, ее губы легонько коснулись моей щеки. Я хотел снова притянуть ее к себе, но она показалась мне странно сдержанной. Ее лицо было практически безжизненно, улыбка натянута; она что-то задумала.

— Что-то тебя беспокоит? — спросил я.

— Ничего особенного. — Линда пожала плечами. — Дело в том, что я должна участвовать в показе мод в «Интерконтинентале», а еще ничего не готово.

— Обычный греческий кошмар. Слушай, не хочешь вечерком посидеть у «Кастро» — полюбовались бы закатом?

— Возможно. Возможно.

Я еще раз поцеловал ее и, спускаясь по ступенькам, услышал, как она закрывает дверь. Я отломил веточку жасмина и зашагал по улице.

Юджин и Димитри были на пляже «Парадиз» — резались в домино. Юджин сосредоточенно и с энтузиазмом гремел костяшками. Повсюду слышались щелчки и хлопанье: почти за всеми столами сидели старики и играли в карты. Димитри взглянул на меня и поджал губы, словно откусил лимон. Трудно было сказать, кто выигрывает.

Садясь, я подмигнул Димитри и спросил:

— И сколько ты проиграл этому ирландскому козлу на этот раз?

— Pola! Много, — проворчал тот.

— Брось, сукин сын. Давай рискни еще разок, — буркнул Юджин, глядя на него.