Сад бабочек - Дот Хатчисон Страница 3

– Сможешь проглотить таблетку?

– Да, – прошептала я, и от одного этого звука голову вновь пронзила боль.

– Тогда открой рот.

Я послушалась; она положила мне на язык две таблетки и вновь поднесла стакан. Я покорно глотнула, и она вновь уложила меня на прохладную простыню. Я постаралась сдержать рвотный позыв. Потом она довольно долго молчала. Когда у меня под веками перестали плясать цветные пятна, я начала понемногу шевелиться. Тогда она сняла тряпку с моего лица и заслонила мне глаза от светильника, чтобы я проморгалась.

– Ты проделываешь это не впервые, – просипела я.

Женщина протянула мне стакан воды.

Она сидела возле кровати, ссутулившись, но и так нетрудно было заметить, какая она высокая. Высокая и жилистая. У нее были длинные ноги и крепкие мускулы, как у амазонки. А может, и львицы, потому что двигалась она мягко, как кошка. Каштановые волосы собраны в причудливую прическу и не скрывали строгих черт лица, глаза темно-карие с золотыми вкраплениями. И на ней было черное шелковое платье, застегнутое у самого горла.

Кажется, она приняла мои слова с некоторым облегчением. По-моему, лучше уж так, чем биться в истерике, а уж этим она, наверное, была сыта по горло.

– Можешь звать меня Лионеттой, – сказала она, когда я насмотрелась вдоволь и вновь переключилась на воду. – Но не нужно называть своего имени, мне все равно нельзя произносить его. Лучше забудь о нем, если сможешь.

– Где мы?

– В Саду.

– В Саду?

Она пожала плечами, и даже в этом мимолетном движении было что-то изящное, грациозное.

– Можно называть его как угодно. Хочешь взглянуть?

– И ты не знаешь, как отсюда выбраться?

Она лишь взглянула на меня.

Что ж, ладно. Я села, свесив ноги с кровати и уперев кулаки в матрас, и только тогда обратила внимание, что на мне ничего нет.

– А одежда?

– Вот, – Лионетта протянула мне обрезок черного шелка.

Это было облегающее платье. Оно доходило до колен и застегивалось вокруг шеи, и у него был вырез на спине. Глубокий вырез. Будь у меня ямочки над ягодицами, это не укрылось бы от Лионетты. Она помогла мне одеться и легонько подтолкнула к двери.

Комната была довольно скромная: лишь кровать и маленький унитаз с раковиной в углу. В другом углу помещался своего рода открытый душ. Стены были выполнены из толстого стекла с проемом вместо двери. С обеих сторон по стеклу тянулись полосы.

Лионетта заметила, как я смотрю на эти полосы, и нахмурилась.

– Это перегородки. Они опускаются, чтобы мы никуда не выходили и нас никто не видел, – пояснила она.

– Часто?

– Иногда.

В обе стороны от дверного проема тянулся узкий коридор. Правда, слева он был довольно короткий и дальше поворачивал. А прямо напротив был еще проход, с такими же линиями, как и на стеклах. За ним располагалась пещера, сырая и прохладная. В темноте была видна арка, и оттуда тянуло свежим воздухом. И перед самым выходом журчал и пенился водопад, и свет поблескивал сквозь льющуюся воду. Лионетта провела меня за водяной завесой в сад, до того красивый, что в глазах начинало рябить. Он утопал в зелени; посреди деревьев пестрели цветы всех мыслимых оттенков, и среди них тучами кружили бабочки. Над нами высилась рукотворная скала; на ее плоской вершине тоже росли деревья, и те, что росли на самом краю, едва не касались верхушкам стеклянной крыши, парящей на непостижимой высоте. Сквозь листья были видны черные стены, слишком высокие, чтобы заглянуть за них, и небольшие просветы, увитые виноградными лозами. Я решила, что там есть проходы в коридоры, подобные тому, из которого мы вышли.

Сад был просто огромным. Он поражал своими размерами, и даже буйство красок не сразу бросалось в глаза. От водопада питался тонкий ручей, впадавший в небольшой пруд с лилиями, и оттуда к дверным проемам расходились белые песчаные тропы.

Небо над стеклянной крышей было окрашено в темно-лиловый, с прожилками розового и фиолетового. Значит, был вечер. Когда меня похитили, еще не стемнело, но я сомневалась, что это произошло в тот же день. Я медленно повернулась, пытаясь охватить все это, но для меня это оказалось слишком. Я не видела и половины того, что там было, а мой мозг не воспринимал и половины того, что я видела.

– Что за черт?

Лионетта рассмеялась, довольно громко. Но смех резко оборвался, словно она испугалась, что кто-то ее услышит.

– Мы зовем его Садовником, – произнесла она сухо. – Подходящее имя, правда?

– Что это за место?

– Добро пожаловать в Сад Бабочек.

Я обернулась, чтобы переспросить, но потом сама все увидела.

* * *

Майя делает большой глоток и перекатывает бутылку между ладонями. Не похоже, что она собирается продолжать. Виктор негромко постукивает по столу, чтобы привлечь ее внимание.

– Увидели что? – напоминает он.

Она не отвечает.

Виктор вынимает из кармана фотографию и кладет на стол перед ней.

– Это? – спрашивает он.

– Знаете, если будете задавать мне вопросы, на которые уже знаете ответ, вряд ли я проникнусь к вам доверием. – Она сидит, расслабленная, в уже привычной позе, откинувшись на спинку стула.

– Мы – агенты ФБР. Люди привыкли считать нас хорошими парнями.

– А разве Гитлер считал себя плохим?

Эддисон резко подается вперед.

– Хотите сказать, ФБР и Гитлер – это одно и то же?

– Хочу сказать, что все зависит от точки зрения и моральных ценностей.

Когда им позвонили, Рамирес отправилась прямиком в больницу, а Виктор поехал сюда, чтобы координировать потоки поступающей информации. Эддисону выпало осмотреть поместье. Он всегда бурно реагирует на подобные зрелища. С этими мыслями Виктор вновь переводит взгляд на девушку.

– Это больно?

– Ужасно, – отвечает она, обводя пальцем линии на фото.

– В больнице сказали, что ей несколько лет.

– Звучит как вопрос.

– Утверждение, которое нуждается в подтверждении, – поясняет Виктор и в этот раз не сдерживает улыбки.

Эддисон бросает на него хмурый взгляд.

– О врачах можно многое сказать, но и совсем уж бестолковыми их не назовешь.

– И что это, черт возьми, значит? – ворчит Эддисон.

– Да, ей несколько лет.

Эта модель поведения ему знакома – вспоминаются продолжительные разговоры с дочерьми об оценках, экзаменах, друзьях. Он хранит молчание – минуту, потом еще одну. Смотрит, как Майя осторожно переворачивает фотографию. У психологов, наверное, нашлось бы что сказать по этому поводу.