Парк Горького - Мартин Круз Смит Страница 33

— Летом здесь веселее, — заметил Паша, дрожа над кофейным пломбиром с клубничным сиропом.

На другой стороне проспекта появилась и свернула в переулок ярко-красная «тойота». Минуту спустя Федор Голодкин в шикарном пальто, каракулевой шапке, ковбойских сапогах и джинсах не спеша вошел в магазин. Следователь и Паша тем временем поднимались из туннеля.

Сквозь витрину «Мелодии» они видели, что Голодкин не стал подниматься на второй этаж, в отдел классической музыки. Паша остался в дверях, а Аркадий прошел в магазин мимо подростков, дергающихся под рок-н-ролл. В глубине зала, между стеллажами, Аркадий увидел, как рука в перчатке перебирает альбомы с речами политических деятелей. Подойдя поближе, он мельком взглянул на модную прическу из рыжеватых волос, опухшее лицо со шрамом у рта. Из угла выходил продавец, убирая в карман деньги.

— «Речь Л.И.Брежнева на Двадцать четвертом съезде партии», — прочел вслух Аркадий, подходя к Голодкину.

— Отвали, — Голодкин толкнул Аркадия локтем, но тот завернул ему руку назад, так что Голодкин головой достал до своих сапог. Из конверта к ногам Аркадия выкатились три пластинки. «Кисс», «Роллинг стоунз», «Пойнтер систерс».

— Веселый съезд, — заметил Аркадий.

* * *

Голодкин тупо глядел из-под красных набрякших век. Ни модная прическа, ни отлично пошитый костюм не мешали Аркадию избавиться от впечатления, будто перед ним извивающийся на крючке угорь. Заполучив Голодкина в прокуратуру на Новокузнецкой, Аркадий поймал его сразу на несколько крючков. Во-первых, Голодкин на законном основании находился в полном распоряжении Аркадия. До окончания следствия ему нельзя было пригласить адвоката. Во-вторых, в течение сорока восьми часов Аркадий даже не был обязан ставить в известность прокурора о задержании Голодкина. К тому же, доставив Голодкина туда, где работал и Чучин, он тем самым наводил того на мысль, что либо старший следователь по особым делам поставил крест на своем главном осведомителе, либо самому Чучину что-то грозит.

— Я не меньше вашего удивился, когда увидел эти пластинки, — возражал Голодкин, когда Аркадий вел его в комнату для допросов на первом этаже. — Здесь какая-то ошибка.

— Спокойнее, Федор, — Аркадий удобно устроился по другую сторону стола. Подвинул арестованному штампованную жестяную пепельницу. — Курите.

Голодкин открыл пачку «Уинстона» и широким жестом предложил собеседнику.

— Лично я предпочитаю советские, — любезно отказался Аркадий.

— Вам самим станет смешно, когда увидите, что все произошедшее — ошибка, — убеждал Голодкин.

В комнату вошел Паша со стопкой папок.

— Мое дело? — полюбопытствовал Голодкин. — Теперь-то вы увидите, что я ваш. Я уже давно с вами сотрудничаю.

— А грампластинки? — спросил Аркадий.

— Хорошо. Расскажу все как на духу. Операция с грампластинками задумана с целью проникнуть в сеть заговорщиков в рядах интеллигенции.

Аркадий постучал пальцами по столу. Паша достал бланк обвинительного заключения.

— Спросите любого, вам скажут, — продолжал Голодкин.

— Гражданин Федор Голодкин, проживающий по улице Серафимова, 2, город Москва, — начал читать Паша, — вы обвиняетесь в том, что препятствовали женщинам принимать участие в государственной и общественной деятельности, подстрекали несовершеннолетних к совершению преступлений.

Неплохое определение сутенерства: тянуло на четыре года. Голодкин откинул волосы назад и свирепо посмотрел на следователя.

— Возмутительно!

— Подождите, — остановил его Аркадий.

— Вы обвиняетесь, — продолжал Паша, — в незаконном получении комиссионных за перепродажу личных автомобилей, в эксплуатации людей при перепродаже жилплощади, в продаже с целью наживы предметов религиозного культа.

— Все это вполне объяснимо, — обратился Голодкин к Аркадию.

— Вы обвиняетесь в том, что ведете паразитический образ жизни, — продолжал читать Паша. На этот раз угорь завертелся. Указ против тунеядства первоначально имел в виду цыган, но потом с широким прицелом был распространен на диссидентов и всякого рода спекулянтов. Наказание — как минимум поселение где-нибудь в деревянной халупе ближе к Монголии, нежели к Москве.

Лицо Голодкина скривилось в короткой злой усмешке.

— Я все отрицаю.

— Гражданин Голодкин, — напомнил ему Аркадий, — вам известно о наказании за отказ помогать официальному расследованию. Судя по вашим словам, вы знакомы с нашими порядками.

— Я говорил… — он остановился, чтобы снова закурить «Уинстон», и сквозь клубы дыма смерил взглядом груду бумаг. Только Чучин мог дать им столько документов. Чучин! — Я работал на… — тут он снова запнулся, несмотря на поощряющий взгляд Аркадия. Подставлять другого старшего следователя было равносильно самоубийству. — Что бы я…

— Я вас слушаю.

— Что бы я ни делал, а я могу сказать, что делал все возможное, было в интересах вашего учреждения.

— Врешь! — взорвался Паша. — За это надо по морде.

— Только чтобы войти в доверие к настоящим спекулянтам и антисоветским элементам, — стоял на своем Голодкин.

— И убивал ради этого? — замахнулся Паша.

— Убивал? — глаза Голодкина округлились.

Паша через стол бросился на Голодкина, стараясь схватить его за горло. Аркадий плечом оттолкнул коллегу. Лицо Паши побагровело от ярости. Иногда Аркадию очень нравилось работать с ним.

— Не знаю ни о каком убийстве, — прохрипел Голодкин.

— Что тут возиться с допросом? — сказал Паша, оборачиваясь к Аркадию. — Врет он все, не видно, что ли?

— Имею же я право говорить, — заявил Голодкин, обращаясь к Аркадию.

— Он прав, — сказал Паше Аркадий. — Раз он говорит и если говорит правду, нельзя сказать, что он не хочет помогать следствию. Итак, гражданин Голодкин, — он включил магнитофон, — для начала чистосердечно и обстоятельно расскажите о том, как вы попирали права женщин.

Голодкин начал было говорить, что действительно предлагал женщин, вполне, на его взгляд, взрослых, некоторым проверенным лицам. Но только в качестве личной услуги.

— Конкретно, — потребовал Паша. — Кому, кого, где, когда и за какие деньги?

Аркадий почти не слушал, углубившись в чтение материалов из Усть-Кута, которые Голодкин принял за свое досье. По сравнению с грязными делишками, о которых хвастливо рассказывал Голодкин, сведения, полученные от Якутского, тянули на хороший роман Дюма.

Константин Бородин, по прозвищу Костя-Бандит, оставшись сиротой, учился на плотника в иркутском профтехучилище и работал на восстановлении Знаменского монастыря. Вскоре он убежал из училища и добывал песца, кочуя с якутами у Полярного круга. Впервые Костя попал в поле зрения милиции, когда его артель попалась на незаконном мытье золота на приисках Алдана в бассейне Лены. Ему еще не было и двадцати, когда его разыскивали за кражу билетов Аэрофлота, злостное хулиганство, продажу радиодеталей юнцам, чьи «пиратские» станции создавали помехи работе государственных радиостанций, а также за почти забытый в наше время разбой на большой дороге. Каждый раз он скрывался в сибирской тайге, где найти его были бессильны даже вертолетные патрули Якутского. Единственный мало-мальски свежий снимок Кости нашли в сибирской газете «Красное знамя» полуторагодовой давности, когда он случайно оказался в кадре.