Хамелеон - Ричард Хайнс Страница 40

Он заговорил медленно и отчетливо:

— Не жди у телефона, дорогая. Как говорится, если телефон не звонит, то это, наверное, я.

Даниэлла наклонилась, чмокнула его в щеку и прошептала:

— Ты позвонишь, потому что я единственное, что у тебя осталось.

Джон великодушно усмехнулся.

— Не льсти себе. Это наша последняя встреча.

— Чепуха, — бросила Даниэлла, направляясь к выходу.

Она ушла, оставив Джона размышлять над ее легкомысленным отношением к прозвучавшим словам. В свое время его привлекли в Даниэлле ее красота и бесконечная уверенность в себе, свойственная молодости. Теперь эта же самая беспечная самоуверенность отдалила их друг от друга. Они были похожими животными, тут Даниэлла подметила точно, но только каждый из них шел своей тропой. Все действительно было кончено.

Тут Филлипс ощутил знакомую вибрацию сотового телефона. Номер не определился, но Джон ответил. Это был не Джонстон, как он ожидал.

Но этот человек тоже говорил с характерным американским акцентом:

— Ваши требования непомерны, мистер Филлипс. Вы играете с огнем.

Джону потребовалось какое-то мгновение, чтобы узнать голос одного из тех двоих типов, которые так мастерски избили его несколько дней назад.

Он почувствовал, как у него чаще забилось сердце, но постарался сохранить свой голос ровным:

— Если вы звоните, чтобы запугать меня и заставить пойти на компромисс, то я должен предупредить, что моя позиция останется непоколебимой. Роберта нет в живых, моя профессиональная репутация уничтожена. Я рассматриваю свои требования как простую компенсацию.

— Ваша логика мне понятна. — Эти слова были сказаны с леденящим спокойствием. — Но на самом деле вы не в том положении, чтобы выдвигать какие-либо требования.

— Боюсь, вы не понимаете сложившейся ситуации. У меня есть письменные доказательства. Вам шах, игра закончена.

— Думаю, вы обнаружите, что это мат, хотя пока еще не вам. Вы разыграли свои карты, мистер Филлипс, но ваши козыри оказались биты. Вы не оставили нам выбора.

— Что вы хотите сказать? — Джон уже с трудом скрывал свою тревогу.

— Почему бы вам не спросить об этом у своего адвоката? Мы с вами скоро увидимся, мистер Филлипс. — Мужчина усмехнулся и окончил разговор.

Джона встревожили содержание разговора и тот тон, каким он велся. Он ожидал другого результата. У него мелькнула мысль о том, что этот тип блефовал, но в его словах чувствовалась настоящая угроза. Джон торопливо набрал рабочий номер своего адвоката. Ему никто не ответил. Джон убедился в том, что номер правильный, и перезвонил. По-прежнему ответа не было.

Он позвонил Харрису на сотовый, и на этот раз ему ответили.

— Эндрю, это Джон Филлипс. Что случилось?

— Джон, я очень сожалею. Все произошло так быстро. Пожар…

— Где?.. — Хотя Джон уже знал ответ.

— Моя контора, все здание сгорело дотла. Я только что там был. Слава богу, никто не пострадал.

— А документы? — спросил Джон. — Они в безопасности?

— Боюсь, они уничтожены.

Эндрю мало что мог добавить. Он не смог сберечь доказательства, которые передал ему на хранение Джон, и никакие извинения не могли помочь делу.

— Я как раз снимал копии и не успел убрать их в надежное место, а когда туда вернулся, все уже было объято огнем. Полиция считает, что всему виной короткое замыкание в электропроводке. В старых зданиях такое происходит довольно часто.

У Джона в груди затянулся тугой клубок.

— Вы уверены, что все уничтожено?

— Возможно всякое, но пожар был очень сильный. Вероятность того, что уцелело хоть что-нибудь, — один на миллион. Полиция опечатала здание, и доступ туда будет закрыт еще несколько дней. Мне придется работать дома.

— Ладно, вы сами целы и невредимы, а это главное.

— Джон, спасибо за понимание. Соберите снова все документы и пришлите их мне домой. Мне пора заканчивать. До свидания.

Разговор закончился.

Джон был оглушен. Как же он теперь сможет снова собрать все документы? Филлипс как раз не хотел держать оригиналы у себя дома. Что дальше? Быть может, Дэвид что-нибудь придумает.

Джон поймал такси на Парк-авеню и поехал домой. Движение в центре было затруднено, и где-то на съезде в Центральный тоннель с Сорок второй улицы до Джона наконец дошло, как же он перепуган. Скорее всего, следующей жертвой станет он сам. Его противникам известно, где он живет. Время работало против него.

«А ведь Дэвид в квартире один! Необходимо как можно быстрее вернуться домой».

Еще никогда нью-йоркские пробки не казались Джону такими мучительными. Похоже, весь штат съехался в город. Джон вонзил ногти в колени и постоянно вытирал вспотевшие ладони. Такси медленно тащилось на север.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем машина подъехала к дому. Не дожидаясь сдачи, Джон выскочил на улицу. Чтобы не привлекать внимание консьержа, он сбавил шаг и постарался вести себя непринужденно.

Консьерж вежливо кивнул.

— Добрый вечер, мистер Филлипс.

— Добрый вечер, Джерри. Мой брат дома?

— Думаю, да, сэр. Я не видел, чтобы он выходил.

Само по себе это еще не было утешением.

Однако после следующих слов Джерри сердце Джона едва не выскочило из груди.

— Ему принесли заказ из ресторана.

— Неужели?

Джон с трудом скрыл дрожь в голосе. Дэвид, гордившийся своим кулинарным талантом, принципиально не заказывал еду на дом.

— И давно это было?

— Где-то с полчаса назад.

У Джона пересохло в горле, пока стремительно несущаяся кабина лифта поднимала его на шестидесятый этаж. Еще никогда в жизни он не испытывал такого ужаса.

Верхний Ист-Сайд, Манхэттен

Внешне все выглядело нормально. Джон осторожно вставил ключ в замочную скважину и повернул его. Он распахнул дверь и отпрянул, оставаясь в коридоре, чтобы заранее увидеть, если что-то окажется не так. Вроде бы все было в порядке. Лишь телевизор работал слишком громко. Его отголоски выливались на Джона и дальше, в коридор. Филлипс шагнул в квартиру. Ничего не указывало на беду. Его жилье, как и всегда, выглядело чистым и аккуратным.

— Дэвид! — окликнул Джон, но единственным ответом на этот зов был рев телевизора.

Он медленно двинулся по коридору в гостиную и снова окликнул, на этот раз уже громче:

— Дэвид!

Ответа по-прежнему не было. Сердце Джона теперь колотилось так, что он чувствовал его у себя в горле. Ему стало трудно говорить.