Доброй ночи, любовь моя - Ингер Фриманссон Страница 41

Ребенок был такой крошечный. Слишком рано родился.

* * *

Свен так никогда и не рассказал, что он сделал с коробкой.

Когда он пришел, родители стояли у окна. Он разглядел их за занавесками, увидел, как они подались назад, чтобы он их не заметил. Это его раздражало, он ничего не мог с собой поделать.

В метро он купил тюльпаны и коробку шоколадных конфет. А что подарить такому старому человеку? Книги отца никогда не интересовали.

Мать взяла у него куртку.

– Иди посиди с папой – и за стол, обед будет готов через пять минут.

В доме вкусно пахло. Мать сделала мясные рульки, его любимое блюдо. К ним крупный вареный картофель. А еще горошек и желе.

* * *

Отец наполнил свою тарелку.

– Как у тебя дела? В гостинице много работы?

– Была небольшая запарка.

– Но ты ведь все еще только по ночам работаешь?

– Да. Только ночи тоже могут быть довольно тяжелыми.

– Это как? Постояльцы буянят, что ли?

– Ну, Чель, ты же все прекрасно понимаешь! – вмешалась мать.

Отец от раздражения зашипел:

– Нет, не понимаю, на хер!

Мать посмотрела на Ханса-Петера. Тот состроил гримасу.

– Если постояльцев много... а тем более иностранцев, – пробормотал Ханс-Петер. – Тогда, например, с паспортами возня. А еще им нужно помочь с информацией. А еще такси заказать, все выяснить, они же как дети малые.

– А, вот оно что. Ну да.

– Возьми еще рулек, Ханс-Петер.

– С удовольствием, мама, так вкусно, ты знаешь, как мне угодить.

Мать криво улыбнулась.

* * *

После обеда он помог ей помыть посуду. Отец уселся перед телевизором, там что-то про лыжников показывали.

– Он такой раздражительный стал, все ему не так, – бормотала мать, споласкивая тарелку. – Все ему нехорошо. Я стараюсь, стараюсь.

– А он вообще-то здоров?

– Здоров? Думаю, да. Я ничего такого не замечала.

– А ты сама, мама?

– Что я?

– Ты здорова?

– Конечно, здорова. Крепка как орех. И почему орехи должны быть особо крепкими? Только так говорят. Да, у меня иногда немного голова кружится, но ведь возраст.

Она подошла к буфету и достала банку с кофе.

– Я для него торт испекла. Шоколадный, как он любит.

– Ты его балуешь.

Мать вдруг закрыла глаза руками и заплакала.

– Ох, мама! В чем дело?

Он хотел обнять ее, но она отстранилась.

– Мама... это из-за Маргареты?

– Да, – кивнула она и отвернулась к двери в кладовку.

Обычное дело. По семейным праздникам, в дни рождений накатывали воспоминания. Мать старалась не касаться их в разговоре, но они сидели в ней и в какой-то момент вырывались наружу.

Ханс-Петер не знал, что сказать.

– Хочешь, я сам займусь кофе? – спросил он.

Она тряхнула головой и подошла к плите.

* * *

Его одолевало нетерпение. Он уже выпил кофе, дважды подкладывал себе торт. Как обычно во время визита к родителям, на него накатывал жор.

– А к кофе ничего нет? – проворчал отец.

– Чель, ведь есть же торт.

– А кроме торта? Что-нибудь покрепче.

Он лукаво улыбнулся Хансу-Петеру:

– Что скажешь, Ха-Пэ? Может, ты вечером работаешь?

– Да, работаю, – поторопился ответить тот. – Но стаканчик я бы пропустил.

Отец хранил спиртное в старом буфете, купленном когда-то на аукционе. Створки буфета были разрисованы тыквами. Он достал бутылку виски. Отец был одет в старую коричневую кофту с кожаными заплатами на локтях. Сколько он уже ее носит? Всю жизнь?

– Мне не наливай, – сказала мать.

– Хочешь чего-нибудь другого? Хересу?

– Спасибо, ничего не надо.

– А где у тебя стаканы?

– Стоят где стояли.

Ханс-Петер поднялся:

– Я принесу, я знаю, где они.

Ему хотелось уйти, он испытывал незнакомое чувство, неясное ожидание, тоску по чему-то неопределенному. Ему было душно от самого воздуха в родном доме, ему трудно было сидеть на диване в гостиной.

Выпив полстакана виски, отец разговорился. Начал разглагольствовать о «золотых парашютах» – щедрых компенсациях для топ-менеджеров, словом, оседлал своего любимого конька.

– В газетах пишут про всех этих уволенных директоров, которые не справлялись с работой. Только самое удивительное, что они получают не только пинок, но и сочную компенсацию, миллионы крон, на всю оставшуюся жизнь хватит, это как, нормально, да? Я всю жизнь вкалывал, спину надорвал, потому как на совесть работал, но мне что-то никаких миллионов не отсыпали. Грош цена рабочей спине. Ни черта она не стоит. А вот все эти боссы, что сидят в своих шикарных креслах, катаются в роскошных служебных машинах....

– Чель, мы все это уже слышали.

– И профсоюзные взносы я платил, но что там профсоюзы...

Ханс-Петер знал, что остается только поддакивать. Он и поддакивал. Он просидел, кажется, еще около часа, затем посмотрел на часы и поднялся:

– Сейчас-то уж мне точно пора выметаться, если я хочу успеть вовремя. Разрешите поблагодарить и откланяться. Еще раз с днем рождения!

И вспомнил, что день рождения у отца был несколько дней назад.

Он протянул отцу руку. Тот крепко сжал. Лицо его сложилось в гримасу, словно он собирался еще что-то сказать. Но лишь откашлялся и спрятал ладони в вытянутые рукава кофты.

– Счастливого пути, Ха-Пэ, хорошо, что заглянул.

– Называй его по имени, – сказала мать. – Он же не соус какой-нибудь!

– Больше не соус, ха-ха! – хрипло рассмеялся отец.

Мать шагнула к Хансу-Петеру, легонько обняла. Она была на голову ниже его. Он посмотрел на мать. Волосы у нее поредели, просвечивала бледная кожа. Он крепко прижал ее к себе.

* * *

Ханс-Петер доехал на электричке до Центрального вокзала, а оттуда пешком двинулся в гостиницу. Дождь утих, и ему хотелось подышать воздухом.

В холле гостиницы Ариадна возилась с аквариумом. Сегодня она припозднилась. Сообщила, что заболела дочка и пришлось дожидаться мужа. Ариадна нагнулась над аквариумом, джинсы туго обтягивали ее ноги.

Ханс-Петер взял со стола журнал регистрации и принялся небрежно листать.