Евангелие от Люцифера - Пол Кристофер Страница 46

— Очень даже неплохо за пятьдесят баксов, — сказал Пуатье.

Старый кондиционер в окне был покрыт замазкой.

— Если крыша не обвалится, — заметил Хилтс.

— Да уж сколько лет вот так висит, с чего бы ей теперь обвалиться?

Пуатье наклонился над ближайшей койкой и включил кондиционер. Он ожил и зашумел, словно обогреватель «фольксвагена» в середине февраля.

— Пользуйтесь, — объявил Пуатье и с тем ушел, оставив их вдвоем.

Хилтс посмотрел на гекконов, бегавших по потолку с такой легкостью, словно на пальцах их маленьких лапок имелись присоски.

— Мне нравится, — сказала Финн.

— Гекконы?

— Комната.

Она села на одну из кроватей, которая тут же провисла еще ниже. Когда она с матерью была на раскопках на Юкатане, ей доводилось видеть гостиницы и похуже. Правда, ненамного.

— Здесь все по-домашнему.

— Можно сказать и так, — осторожно согласился Хилтс.

— В отелях «Хилтон» все компьютеризованно. Терминалы данных в номерах. Здесь нет даже телефонов. Мы не можем позвонить отсюда. Никто не может позвонить нам сюда. Это дешево и безопасно.

— Пожалуй.

— Только вот как мы собираемся выяснять насчет «Звезды Акосты»?

— Корабля Дево? Который сгорел и затонул?

— Того самого.

Хилтс призадумался.

— Может быть, Ллойд или Сидни знают что-то. В конце концов, они здесь со времен Пирожка.

— Интересно, откуда такое прозвище? — сказала она и нахмурилась.

— Не хочу забивать этим голову, — отозвался Хилтс.

Они вышли наружу и двинулись назад к «кораблю».

Дым рассеялся. Пуатье и Ллойд Терко сидели и пили пиво, глядя на старую машину и раскинувшуюся за ней болотистую бухту. Несколько древних с виду рыбацких скорлупок, покачиваясь, направлялись в открытое море за гаванью. Рыбаки в шортах и таких же рубахах, как у Ллойда, сидели на крышах маленьких кают или на корме, склонившись над румпелями.

Ветер колыхал длинные, зазубренные пальмовые листья; глядя на все это, можно было вообразить картину доколумбовой эпохи: несколько индейцев карибов, собравшись на берегу, вскрывают раковины каменными орудиями, поедают мясо и смотрят на море, не ведая, что скоро на горизонте появятся паруса каравелл.

Хилтс и Финн сели напротив темнокожих мужчин, и Хилтс, помолчав, спросил:

— Джентльмены, кто-нибудь из вас знает что-нибудь о корабле под названием «Звезда Акосты»?

Последовало короткое молчание. Негры переглянулись и пожали плечами. Ответил Ллойд:

— Начать с того, что он был французским. Кажется, назывался «Иль-де-Франс». Построен в тысяча девятьсот тридцать восьмом году или около того. Совсем новехоньким его затопили в гавани, чтобы не достался немцам. После войны он принадлежал голландцам, те продали его итальянцам. Когда мы с мистером Тиббсом работали здесь на старом «Святом Георгии», он несколько лет носил название «Багамская звезда» и ходил в Либерию, но потом его купила судоходная компания «Акоста». Должно быть, это произошло где-то в конце пятидесятых, потому что у них он пробыл недолго: сгорел и был потоплен «Донной».

— Кем?

— Это ураган. Небольшой, но свирепый.

— Он затонул во время урагана?

— Сперва на нем начался пожар. В машинном отделении. Большинство людей высадили: оставили лишь часть команды, необходимую, чтобы управлять судном и бороться с огнем. Вдруг откуда ни возьмись, налетела «Донна», и корабль исчез.

— Где? — спросил Хилтс.

— Если бы я знал, то не стал бы говорить «исчез».

— В каком районе?

Ответил Пуатье:

— Одни говорят, что в Языке. Другие, что в проливе.

— Что за язык? — не поняла Финн.

— Язык Океана, — пояснил Ллойд Терко. — Многие местные называют это просто Тото. Глубоководная зона в океане к востоку от Андроса, сто миль в длину и десять тысяч футов глубиной. Другие люди говорят, что «Донна» унесла его дальше, прежде чем он затонул. К берегам Большой Багамы, в старый Багамский пролив, что рядом с Кубой.

— А сами-то вы что думаете? — не отставал Хилтс.

— Ровным счетом ничего, — ответил Пуатье. — Не хватало мне только утруждать себя мыслями о том, что случилось давным-давно и не имеет ко мне ни малейшего отношения.

— А вот Так об этом думает. Можно поговорить с ним, — предложил Ллойд.

— Это еще кто?

— Такер Ноэ. Уж он-то расскажет, что корабль тонул на его глазах у рифа Лобос, а это еще дальше. Жуткая история — пираты, кубинцы и бумеры.

— Бумеры? — переспросил Хилтс.

— Атомные подводные лодки, — пояснил Пуатье.

— Кто он такой, этот Такер Ноэ? — подключилась Финн.

— Проводник рыболовов. Почти такой же знаменитый, как сам Селедка Фоли. Если их послушать, так эти два старика устраивали рыбалку для каждого президента со времен Линкольна и для Эрнеста Хемингуэя в придачу.

— Он еще жив? — спросил Хилтс.

— Хемингуэй? Нет, давно уже помер.

Финн улыбнулась, смекнув, что они прикалываются над Хилтсом, а он на это купился. Хилтс нахмурился:

— Я имел в виду Такера Ноэ.

— Этот еще скрипит потихоньку, — рассмеялся Ллойд.

— А можем мы его расспросить?

— Конечно, — сказал Ллойд. — Запросто можете. Правда, это не значит, что Так станет вам отвечать.

Такер Ноэ жил на южном побережье Нью-Провиденса, со стороны ураганов, где ветры или дули вдоль пролива с юга, или задували с востока, из открытого океана. Коралловый мыс выступал в море словно костистый палец, по одну сторону которого теснились мангровые деревья, а по другую тянулись богатые рыбой коралловые отмели. Сам мыс представлял собой скопление узких старых причалов и дорожек, возле которых нашли приют три дюжины маленьких рыбацких суденышек, пара траулеров побольше и «Морская пена». Этот минный тральщик времен Второй мировой войны, впоследствии переделанный в океанографическое исследовательское судно для Университета Флориды, сейчас превратился в базу спасателей, на борту которой располагалась команда из престарелых хиппи, ловивших кайф от ныряния с дыхательным аппаратом. Такер Ноэ жил в маленькой хибаре, примостившейся на конце причала «Пены», рядом с парой старых насосов «Тексако» и непосредственно перед собственной лодкой, тридцатидвухфутовой плоскодонкой с грубо сколоченной над открытой палубой дощатой каютой. Навес из ветхой парусины простирался от каюты до транца. Сам транец был оснащен двумя старомодными забортными моторами «Эвинруд» со снятыми кожухами и выставленными на обозрение двигательными внутренностями. Под навесом, на пластиковом плетеном стуле перед самодельным фанерным столом, крышка которого была раскрашена в черную и красную шахматную клетку, сидел глубокий старик. На столе красовался комплект самодельных же, грубо вырезанных из темного и светлого коралла шахматных фигур, причем в партии осталось уже лишь по нескольку фигур каждого цвета. Рядом лежало письмо на голубоватой бумаге авиапочты.