Алекс - Пьер Леметр Страница 48

— Приходите, поболтаем немного.

Виски оказалось превосходным, небольшая гостиная — очень уютной, обставленной в стиле пятидесятых годов, с черным бакелитовым телефоном и электрофоном «Теппаз» с иглой, установленной на звуковой дорожке «Платтерс». В целом Алекс довольно приятно провела время. Хозяйка рассказывала забавные истории о своих бывших постояльцах. В конце концов Алекс привыкла к ее лицу и перестала обращать на него внимание. Скоро она его забудет, как хозяйка забудет ее собственное лицо. В сущности, следы неудачной пластической операции — нечто сродни увечью, а поскольку физические недостатки встречаются у людей не так уж редко, этот ничем особенно не выделяется на фоне остальных.

Затем хозяйка открыла бутылку бордо: «Не знаю, что у меня еще осталось из еды, но на ужин хватит». Алекс согласилась, так проще. Вечер продолжался в том же духе. Алекс выдержала шквальный огонь вопросов и лгала вполне правдоподобно. Преимущество разговоров со случайными знакомыми состоит в том, что никто на самом деле не пытается узнать о тебе правду и все, что ты говоришь, в конечном счете никому не важно. Во втором часу ночи она наконец встала с дивана, чтобы отправиться спать. Они с хозяйкой обнялись, заверили друг друга в том, что провели прекрасный вечер, — что было одновременно и правдой, и ложью. Во всяком случае, время прошло незаметно. Алекс легла гораздо позднее, чем собиралась, ее одолевала усталость, мучили все те же кошмары.

На следующий день она прошлась по книжным магазинам, а затем устроила себе сиесту — неожиданно долгую, глубокую и дурманящую, почти мучительную.

В отеле «двадцать четыре номера, все полностью отремонтированы четыре года назад», как сказала Жаклин Занетти, «называйте меня просто Жаклин, нет-нет, я настаиваю!». Алекс досталась комната на третьем этаже, она почти не сталкивалась с другими постояльцами, только слышала разнообразные звуки из соседних номеров (полный ремонт, стало быть, не включал в себя звукоизоляцию). Вечером, когда Алекс, вернувшись в отель, попыталась незаметно проскользнуть к себе в номер, Жаклин тут же вынырнула из-за стойки ресепшена. Отказаться от приглашения выпить по бокальчику Алекс не удалось. Жаклин была в отличной форме, еще лучше, чем накануне, ей хотелось видеть себя блистательной, остроумной, улыбающейся, строящей обаятельные гримаски, порхающей по комнате, веселящейся до упада, она выпила двойную порцию виски и в десять вечера, наливая уже третью, окончательно разрезвилась: «Может, сходим в одно местечко потанцевать?..» Предложение явно предполагало немедленное и восторженное согласие, но Алекс выразила сомнение, что сейчас подходящий для этого момент… к тому же эти заведения, в которых якобы «только танцуют», внушали ей недоверие. «Да нет же! — воскликнула Жаклин с наигранно-преувеличенным воодушевлением. — Это место и в самом деле только для танцев, поверьте мне!» Это звучало так убедительно, как будто она сама верила тому, что говорила.

Алекс стала медсестрой потому, что так захотела ее мать, но, в сущности, она прирожденная медсестра. Ей нравится делать добро. Она наконец уступила, видя отчаянные попытки Жаклин воплотить в жизнь свое предложение. Та принесла шашлычки, потом стала рассказывать об этом самом заведении, где устраиваются танцы два раза в неделю — «Вот увидите, это потрясающе!», она по-прежнему была от всего в восторге. Затем, поколебавшись, все же жеманно добавила «Ну, еще люди там знакомятся».

Алекс потягивала бордо, слегка отрешившись от происходящего, но из этого расслабленного состояния ее вывел настойчивый голос Жаклин: «Уже пол-одиннадцатого. Ну что, идем?»

Насколько удалось проследить жизненный путь Паскаля Трарье, он никогда не пересекался с путем Стефана Масиака, а тот в свою очередь — с путем Бернара Гаттеньо. Камиль читал вслух выдержки из своих записей:

— Гаттеньо — родился в Сен-Фиакре, закончил технический лицей в Питивье, стал автомехаником. Через шесть лет открыл собственную мастерскую в Этампе, после чего (в двадцать восемь лет) приобрел большой гараж у своего бывшего наставника — тоже в Этампе.

В кабинете у Ле-Гуэна происходило то, что судья Видар назвал «брифингом». Он произнес это слово с подчеркнутым английским акцентом, что выглядело отчасти напыщенно, отчасти смешно. Сегодня он повязал небесно-голубой галстук, видимо желая продемонстрировать всю экстравагантность, на какую был способен. Руки он положил перед собой на стол, слегка растопырив пальцы, отчего казалось, что перед ним лежат две морских звезды. Он выглядел абсолютно невозмутимым. Он явно хотел произвести эффект.

— Больше никаких особых достижений у этого человека не было, — продолжал Камиль. — Женился, завел троих детей. И вдруг в сорок семь лет — бес в ребро. Этот бес заставил его слететь с катушек, а вскоре после этого — убил. Никакой связи с Трерье.

Судья промолчал, Ле-Гуэн тоже — оба, так сказать, берегли патроны: когда имеешь дело с Камилем Верховеном, никогда не знаешь, как все в итоге обернется.

— Стефан Масиак, родился в сорок девятом году в польской семье, скромной и работящей. Живой пример интеграции во французское общество.

Все уже это знают, к тому же подводить итоги расследования одному человеку всегда затруднительно, и в голосе Камиля проскальзывают нетерпеливые нотки. В таких случаях Ле-Гуэн обычно закрывает глаза, как будто хочет с помощью телепатии внушить ему ясность духа. Луи делает то же самое, чтобы успокоить своего шефа. Не то чтобы Камиль вспыльчив по натуре, просто иногда его одолевает нетерпение.

— Наш Масиак ассимилировался настолько хорошо, что стал алкоголиком. Он пил как поляк, следовательно, был хорошим французом. Из тех, для кого важна новая национальная идентичность. Он начал свою карьеру посудомойщиком в бистро, потом работал там официантом, потом — помощником шеф-повара; словом, у нас перед глазами превосходная иллюстрация восхождения по социальной лестнице с одновременным погружением в алкогольные глубины. В такой трудолюбивой стране, как наша, любое усилие рано или поздно вознаграждается. В тридцать два года Масиак стал управляющим кафе в Эпине-сюр-Орж, пробыл им восемь лет, после чего — апогей карьеры — приобрел, взяв небольшой кредит, собственное бистро в окрестностях Реймса, где и встретил свою смерть при обстоятельствах, всем нам уже известных. Он никогда не был женат. Возможно, именно этим объясняется любовь с первого взгляда к прекрасной незнакомке. В результате он потерял две тысячи сто сорок три евро восемьдесят семь центов (коммерсанты любят точный счет), а заодно и жизнь. Его карьера была долгой и основательной, а страсть — бурной и быстротечной.

Пауза. Об ощущениях слушателей догадаться несложно: раздражение (судья Видар), недоумение (Ле-Гуэн), терпение (Луи), ликование (Арман). Тем не менее все молчали.

— Итак, по вашему мнению, у жертв нет ничего общего, и, значит, наша убийца выбирает их случайно, — наконец произнес судья. — Вы полагаете, что она не планирует свои преступления заранее.

— Планирует или нет, об этом я ничего не знаю. Я говорю лишь о том, что жертвы незнакомы друг с другом и искать нужно не здесь.