Рембрандт должен умереть - Леонид Бершидский Страница 48

– Не на этом, Виталий. На том, что ты честен со мной. А на вопросы я уже много лет готов был ответить, но ты их не задал. Для меня это большое разочарование, учитывая, как я к тебе привязался за эти годы.

Когану кажется, что американец готов пустить слезу. Или это просто контактная линза натерла ему глаз. Так или иначе, мистер Андерсон нехарактерно часто моргает, глядя в глаза партнеру. Виталий кладет ладонь на рукав его пиджака.

– Джеймс, ты же знаешь, что ты мне почти как отец. Ну, вспомни историю про сыновей Ноя. Я не хочу быть Хамом, мне больше нравятся другие два сына.

– Я был в Бостоне гангстером, Виталий. На самом деле меня зовут Джеймс Салливан; правда, друзья всегда называли меня Салли. Уже почти двадцать лет меня разыскивает ФБР. И почти все это время, как ты знаешь, я прожил в Москве. Наш с тобой друг господин Федяев откуда-то узнал, что я – это я. Поэтому он наш партнер. Я давно готовил для него один сюрприз. В Бостоне. Вот в связи с этим сюрпризом туда ездил твой друг Штарк. Рассказывать дальше?

Коган почти уже не удивляется. Он догадывался о чем-то подобном, но его мир был прочнее, когда это были только догадки.

– Лучше не надо. Я не хочу знать лишнего.

– Хорошо. Тогда без деталей. Мне очень важно понять, зачем Штарк опять поехал в Бостон. Я хочу, чтобы ты это выяснил, пока не поздно. От этого зависит, смогу ли я поставить точку в наших отношениях с Федяевым.

Коган берет телефонную трубку и набирает номер Штарка.

– Иван, привет, ты где?

– В Амстердаме, – доносится сквозь помехи голос Штарка. – Сижу в кофешопе. Ты же дал мне опуск.

– В Амстердаме? А мне тут говорят, что ты в…

Но тут Джимми Салливан жестом останавливает Когана. Он достаточно понимает по-русски, чтобы сделать вывод: Штарк только что солгал другу и начальнику, что он в Голландии.

– Ладно, извини, – произносит Коган в трубку. – Я думал, ты в Москве. Поговорить хотел. Но уже тогда после твоего возвращения.

Дав отбой, Виталий вопросительно смотрит на Андерсона – называть его как-то иначе он не будет никогда.

– Хорошо, Виталий. Ты должен знать, что ситуация очень некрасивая. Настолько некрасивая, что мне надо поехать в Штаты. Я не был там все эти двадцать лет.

– Но это же опасно! Тебя там поймают!

– Не уверен. Я сильно изменился внешне, у меня другая фамилия. Разве что кто-нибудь сдаст меня. Но теперь я, пожалуй, готов рискнуть. Просто это дело очень важно для меня.

– Я действительно старался не задавать тебе вопросов, но, может быть, расскажешь мне подробности? Прежде чем идти на такой риск?

– Может быть, после. Пока я сказал тебе достаточно. Если я не вернусь или ты прочтешь про меня в газетах, ты знаешь, что делать.

Коган молча кивает. Планы на случай смерти мистера Андерсона они обсуждали не раз.

– Полечу прямо сегодня, – сообщает партнеру Салли и тяжело поднимается со стула. Все-таки восемьдесят два даже для такого, как он, не шутка.

– Дарья и Лиза уже знают? – Виталий пытается вспомнить, сколько же лет дочке мистера Андерсона: десять? Одиннадцать? Все-таки поздним детям приходится трудно: как бы их ни баловали, они слишком рано теряют родителей.

– Да, я им сказал. Знаешь, я становлюсь очень стар. Никто не верит, что я Лизе не дед, а отец. Может, и правильно, если все так кончится, иначе им придется смотреть, как я превращаюсь в развалину. Жалеть меня – что может быть хуже?

Виталий не узнает мистера Андерсона: никогда еще американец не был так сентиментален и беззащитен. И уж точно никогда не был так откровенен. Когану очень не хочется, чтобы этот старик вот так исчез из его жизни: теперь ему кажется, что за все это время они не успели как следует поговорить.

– Джеймс, а ты уверен, что оно того стоит? Чего ты добьешься, если поедешь? Сделаешь какую-то гадость Федяеву? Да ведь мы уже сейчас можем его фирмы выкинуть из акционеров, размыть… все, что угодно, он ничего не сможет сделать. Я никогда не думал, что ты мстительный человек.

– Тебе просто не хватало информации, – улыбается Салли. – Помнишь, я тебе всегда говорил, что люблю сам сдавать карты? Федяев одиннадцать лет сдавал их мне, да еще знал заранее, какие сдает. В Саути никогда не прощали такого.

– В Саути?

– Это мой родной район. Когда-то меня там все знали.

– И ты хочешь, чтобы теперь узнали опять? Тебе вообще сколько лет, Джеймс?

– Дело не в этом, Виталий.

– А в чем?

– В том, кто я такой и что я знаю о жизни.

– В Москве это называют «пафос». Слышал такое слово? Не знаю, как тебе перевести на английский…

– Не слышал, но догадываюсь. Ты меня не понял. Ну, ничего. Счастливо оставаться, береги себя. И ты ведь не оставишь Дашу и Лизу?

– Лишний вопрос.

Салли коротко кивает и выходит из кабинета.

* * *

Это уже, конечно, совсем не тот Бостон, который он покинул семнадцать лет назад. Даже чувствует себя здесь как-то иначе – впрочем, он и сам изменился. Не только потому, что постарел и стал москвичом. Он ожидал, что здесь на него нахлынут воспоминания, но они не приходят – просто еще один город. Поселившись в «Тадже» – пока не время звонить никому из старых знакомых, может быть, он и не станет этого делать, – мистер Джеймс Андерсон, полный достоинства, консервативно одетый старый джентльмен в зеленых контактных линзах, направляется в Южный Бостон. Выпить «Сэма Эдамса» в «Трех О» он себе обещал, и никакой дискомфорт от новой встречи с родным городом этого обещания не отменит.

Но на Бродвее больше нет «Трех О», а есть заведение со слишком ирландским названием «Слайнте», на двери которого – объявление о «лесбийском вечере» в ближайшую субботу. Хотя объявление не сулит ничего хорошего, Салли заходит внутрь, видит огромный плазменный экран над барной стойкой и краны, из которых наливают какие-то неизвестные ему сорта пива. «НЛО»? Что за черт?

Похоже, он произносит это вслух. Бармен – у него пока не так много работы – объясняет, что это продукция маленькой местной пивоварни, которую построили лет двадцать назад.

– «Гарпун» – не слышали про такую?

– Нет, я давно здесь не был, – отвечает Салли. – Как раз лет двадцать. Налей мне «Бад».

– У нас только в бутылках, – отвечает бармен. – Теперь всем больше нравятся эти микропивоварни.

– Давай в бутылке.

Салли уходит из «Слайнте», даже не допив пиво. У него тоже какой-то неправильный вкус. И бродить по улицам Саути уже расхотелось. Так что Салли останавливает такси и отправляется на Маргарет-стрит.

Он явился без предупреждения, так что пока его не тревожит, что звонок напрасно дребезжит в пустом доме с ярко-голубой дверью. Следующая остановка – Бруклайн, Брук-стрит. И здесь никого! Тут Салли уже несколько раздосадован. Он шарит глазами по обочине, находит ровно то, что ему нужно – проволочку, – и, применяя навык, который невозможно утратить, вскрывает ею замок. Сразу видно, что здесь побывали с недружественным визитом: все вверх дном. Кто-то не только разбросал стулья и перевернул диваны, но даже своротил барную стойку на кухне и опрокинул холодильник. Салли наклоняется над ним и видит на матовом боку аппарата слой пыли. То есть громили дом не сегодня. Искали потайную кладовку, думает Салли, и еще искали с нижней стороны диванов и кроватей. Понятно, что искали.